И вот среди отрывистого посудного звона и общей тишины вдруг объявилась Амалия, свежая, симпатичная, с письмом на подносе.
— Это срочно, — пояснила, как распорядилась, служанка, уткнув край подноса в плечо Иоганны-Елизаветы.
Христиан-Август хотел было поинтересоваться, отчего Амалия отдала письмо именно жене, облизал сухие губы и — не спросил. Тут дай Бог, не вступая в разговоры, досидеть этот нескончаемый завтрак и добраться до братовой половины: у него наверняка что-нибудь лечебное припрятано, не может такого быть, чтобы не оказалось...
Иоганна поспешно распечатала письмо (обломок ярко-красного сургуча тихонько звякнул о край тарелки), пробежала глазами первые строки, написанные таким красивым почерком, что в принадлежности почерка кому-нибудь из секретарей не оставалось и тени сомнения.
— Ну вот... — неопределённо сказала она, бросила на стол салфетку и на деревянных ногах вышла из столовой, даже не прикрыв за собою дверь. Дети переглянулись. Христиан-Август сумел наконец проглотить слюну — казалось, только для того, чтобы во рту сделалось ещё пакостнее.
— Что это с ней? — поинтересовался у отца Фриц.
— Кушай, — назидательно сказала мальчику Амалия. — И меньше вопросов задавай.
Христиан-Август в который за последние месяцы раз подумал о том, что с этой служанкой следует провести беседу, элементарно ей объяснить, как именно следует вести себя при господах. Обязательно нужно поговорить, хотя и не сегодня.
— Наливочки не желаете? — вдруг обратилась она прямиком к принцу.
Тот решительно замахал головой, давая понять, что никаких наливочек в присутствии детей и к тому же с утра пораньше даже и быть не может; он мотал головой, как вчерашняя лошадь, на которой среди ночи Больхаген вздумал прокатиться, — мотал и мотал головой, пока вдруг не выдавил:
— Только самую малость, на донышке.
...Запёршись в комнате на ключ, хотя в подобной предосторожности решительно не было смысла, Иоганна-Елизавета, суеверно скрестив пальцы, окунулась в подписанное Брюммером письмо.
«Ваша светлость!
Надеюсь, что Вы вполне уверены относительно того, что с самого моего приезда в Россию я не переставал трудиться для счастья и величия наияснейшего герцогского дома. Преуспел я в том или нет, пускай судят другие.
Питая давнее глубокое почтение к особе Вашей светлости и всегда желая уверить Вас в моём уважении на деле более, нежели пустыми словами, я думал дни и ночи, нельзя ли сделать что-нибудь блистательное в пользу Вашей светлости и всей Вашей знаменитой фамилии. Зная великодушие Вашего сердца и благородство Ваших чувств, я не колеблюсь ни минуты открыть Вашей светлости дело, которое прошу содержать в глубочайшей тайне, по крайней мере в первое время. В продолжение того времени, что я нахожусь при этом дворе, я имел неоднократно возможность переговорить с Её Императорским Величеством о Вашей светлости и Ваших достоинствах.
Я долго ходил вокруг да около, употреблял различные способы, чтобы довести дело до желаемого результата. После долгих трудов наконец, думаю, я преуспел, нашёл именно то, что пополнит и закрепит совершенное счастие герцогского дома. Теперь надобно, чтобы Ваша светлость завершили дело, так счастливо мною начатое. По приказанию Её Императорского Величества я должен внушить Вам, чтобы Ваша светлость в сопровождении дочери немедленно приехали в Россию.
Ваша светлость, конечно, вы поймёте, почему Её Величество так сильно желает видеть Вас с дочерью здесь как можно скорее.
Бывают случаи, когда глас народа есть именно что глас Божий. В то же время наша несравненная монархиня прямым текстом приказала мне уведомить Вашу светлость, чтобы принц, супруг Ваш, ни под каким видом не приехал вместе с Вами.
Чтобы Ваша светлость не были ничем затруднены, чтобы вы могли заказать для себя и для принцессы, Вашей дочери, несколько необходимых для путешествия нарядов, а также для того, чтобы смогли на испытывать в путешествии неудобств, насколько это вообще возможно, я имею честь присоединить к своему письму и вексель. Правда, содержащаяся в нём сумма весьма умеренная, однако следует сказать Вашей светлости, что это сделано не без умысла. Выдача значительной суммы денег непременно бросилась бы в глаза людям, наблюдающим за нашими действиями. Чтобы по приезде в Санкт-Петербург Ваша светлость не нуждалась в самом необходимом, я распорядился, чтобы купец по имени Людольфдом выплатил Вашей светлости 2000 в случае надобности. Я же, со своей стороны, ручаюсь, что по приезде в Россию Ваша светлость не будет испытывать ни малейшей нужды...»
