Ветер постепенно слабел и к пяти часам вечера стих совершенно. «Успенский» даже не успел как следует раскачаться. Впрочем, маленьким суденышкам на такой волне пришлось бы несладко.
В течение сентября шквалы повторялись довольно часто. Иногда они налетали ночью. Чтобы не будить всех на корабле, предупреждения о надвигающемся шквале в ночное время не давались по радио. Вахтенные быстро обходили каюты с того борта, с которого двигался шквал, и просили задраить иллюминаторы. Половина команды продолжала спокойно спать.
3 сентября. В каюте стоит страшная духота. Дело в том, что «Успенский» на ночь ложится к ветру поочередно то левым, то правым бортом. Это делают для того, чтобы поставить в равные условия жителей всех кают корабля. Вчера подветренным был наш правый борт. Сегодня наслаждаться ночным бризом будут наши товарищи, спящие по левому борту. Поэтому мы сегодня снова решаем спать на палубе. Берем складные кровати и долго скитаемся в поисках места для ночлега. На верхнем мостике сильно стучит машина (вернее, выхлопные газы, выпускаемые из трубы), поэтому, минуту поколебавшись, мы уходим оттуда. Устраиваемся на баке, между брашпилем и фальшбортом.
Под самым бортом, всего в нескольких метрах от нас, пыхтят дельфины. Может быть, они настолько привязались к «Успенскому», что останавливаются вместе с ним на ночевку? Приятно спать в такой близости от этих симпатичных зверей. На баке темно. Над нами бархатная тропическая ночь раскинула свой звездный шатер. Я думаю о том, что сотни и тысячи лет назад эти звезды все так же горели в небе, все так же плавали в океане дельфины. И так будет сотни и тысячи лет спустя. Но эти мысли не подавляют. Не ощущаешь себя песчинкой, затерявшейся в грандиозных масштабах пространства и времени. Наоборот, лицом к лицу с природой, глядя в бездонный мир звезд, чувствуешь себя активным участником удивительного;, все время изменяющегося и развивающегося процесса, имя которого — бытие. И кажется, что ты слышишь дыхание вечности…
4 сентября. Уже свыше пяти недель мы на промысле. Вспоминаю первые дни работы, когда я был почти уверен в том, что никогда не разберусь в многообразии рыб, которых каждый день приносил трал. Тогда моя неосведомленность сильно портила настроение. Но уже спустя неделю с помощью Володи и определителей удалось познакомиться с основными, встречающимися наиболее часто рыбами. Прошло еще недели две-три, и я различал уже несколько десятков видов. Теперь я мог иногда заметить ошибки и неточности в руководствах по ихтиологии и в книгах по биологии рыб, которые мы захватили с собой в рейс. К сожалению, многие наши профессора рассказывают на лекциях студентам и описывают в книгах животных, которых им самим никогда не приходилось видеть живыми. Они изучают заформалиненный материал или имеют дело с чучелами. Когда читаешь книги таких ученых, то кроме неточностей обращаешь внимание еще и на то, что авторы, подробно останавливаясь на менее существенных моментах биологии описываемых видов, нередко совершенно ничего не пишут о самых интересных сторонах их жизни. Или если пишут, то вскользь. В этом, может быть, нет большой вины авторов, но все же это очень досадно.
Я делюсь своими мыслями с Володей, и постепенно у нас заходит речь о лаборатории океана. Эта лаборатория должна быть вскоре создана в нашем Азово-Черноморском институте. Фронт исследований в океане настолько широк, что невозможно ограничиться посылкой в экспедиции отдельных наблюдателей вроде нас. Программа работ лаборатории уже более или менее ясна. Мы думаем о людях, которые придут в лабораторию. Океан — это святыня, которая требует от исследователя безраздельно всех его мыслей, всех чувств, всей жизни. В новой лаборатории океана должны работать именно такие люди.
Мы опять начинаем мечтать. Нам кажется, что лаборатории необходимы какие-то символы, выражающие тот высокий дух, который в ней должен царить. Лаборатория должна иметь свой вымпел. Он будет представлять собой узкий длинный флаг темно-синего цвета. На нем будет изображено созвездие Южного Креста. Лаборатория будет иметь свой значок. Кроме того, сотрудникам ее будут выдаваться особые знаки: за пересечение тропика Рака, экватора, тропика Козерога, за сто тысяч миль, пройденных в океане, за каждый год, проведенный в плаваниях. Может быть, наши прожекты выглядят недостаточно солидно, но это нас не очень смущает. Такие разговоры помогают работать и жить. А если в них даже и есть что-то ребяческое, то это значит, что мы еще не начали стареть. Нам кажется, что следовало бы ввести звание действительных членов лаборатории океана. И, конечно, лаборатория океана должна иметь свой гимн — подобный тому, каким является знаменитый «Глобус» для географов…