На суше и на море, 1970 - страница 57

Оставим эти измышления на совести льстивого придворного летописца. Кортес, искусный и трезвый политик, когда того требовали обстоятельства, умел быть и безжалостным, и ласковым со своими противниками. И в данном случае подоплека его «гуманности» была весьма прозаичной: он попросту опасался, что гордый пленник, не выдержав пыток, умрет, а вместе с ним уйдет в могилу и тайна сокровищ Монтесумы. Кроме того, ни сам Кортес, ни королевский казначей Альдерете не знали, как отнесется к этому испанский король. Ведь Кортес так и не осмелился упомянуть об истязаниях Куаутемока в своих знаменитых «Письмах» к Карлу У, где подробно описан каждый шаг завоевателя по мексиканской земле.

Куаутемок был избавлен от мученической смерти на костре, но с тех пор навсегда остался хромым, получив тяжелые ожоги обеих ног. Иезуитское лицемерие испанского полководца в полной мере сказалось и здесь. Сразу же после окончания варварской экзекуции Кортес прислал к искалеченному юноше своего личного врача — некоего Кристобаля де Охеду. Последний написал в своих воспоминаниях: «…И я видел также, как этот упомянутый дон Эрнандо Кортес пытал упомянутого Гватемосина[12], прижигая ему огнем руки и ноги для того, чтобы тот рассказал о сокровищах этого города… И впоследствии, будучи врачом, я много раз ходил лечить Гватемосина по приказу дона Эрнандо».

Не правда ли, до чего умилительная картина: палач, еще вчера истязавший свою жертву, сегодня проявляет о ней трогательную заботу и присылает личного врача.

Прошло три года с тех пор, как было сломлено отчаянное сопротивление защитников Теночтитлана и вся подвластная ацтекам территория покорилась горстке испанских солдат. Но аппетиты конкистадоров росли. Кортес, полный честолюбивых замыслов, лихорадочно рассылал свои отряды по всей Мексике, стремясь подчинить испанской короне как можно больше новых земель. Во главе этих отрядов стояли ближайшие друзья и сподвижники Кортеса: Альварадо огнем и мечом завоевывал Гватемалу, Сандоваль — южное побережье Мексиканского залива, а Кристобаль де Олид отправился с целой эскадрой кораблей основывать колонию на побережье Гондураса. Первые успехи и обладание неограниченной властью вскоре вскружили голову де Олиду, и он, забыв свои прежние клятвы, решил править во вновь основанной колонии совершенно самостоятельно, не подчиняясь Кортесу, генерал-капитану Мехико.

Огромное расстояние, отделявшее его от столицы Новой Испании[13], казалось, сулило полную безнаказанность. Но мятежный идальго, видимо, плохо знал характер Кортеса, если надеялся избежать его мести.

Прослышав об измене, Кортес немедленно направил в Гондурас три корабля, на борту которых находился сильный отряд, возглавляемый Франсиско де Лас Касасом. Приказ генерал-капитана был краток и суров: схватить мятежника и доставить его для суда в столицу. Но случилось непредвиденное. Когда корабли Лас Касаса подошли к нужному пункту, внезапный шквал выбросил их на прибрежные рифы. Все уцелевшие при кораблекрушении, в том числе и сам командующий карательной экспедицией, попали в плен к торжествующему де Олиду.

Правда, в конце концов пленники смогли объединить вокруг себя верных Кортесу людей из местного гарнизона, и взбунтовавшийся Олид сам оказался за решеткой. По приговору скоротечного суда палач отрубил ему на рыночной площади голову.

Но Кортес, находившийся за сотни миль от Гондураса, ничего об этом не знал. До него лишь дошли слухи о полной неудаче экспедиции Лас Касаса. Медлить было нельзя. Дурной пример де Олида, оставшись безнаказанным, мог вдохновить и других сепаратистов, что привело бы к развалу всей системы колониальных владений испанского короля в Новом Свете.

К тому же, по слухам, в Гондурасе имелось немало золотых рудников, которые пришлись бы весьма кстати для конкистадоров с их сильно отощавшими кошельками. И Кортес решает лично возглавить карательный поход против де Олида, выбрав на этот раз сухопутный маршрут. Предстояло преодолеть сотни миль горных хребтов, болот и джунглей, пройти через самые глухие и безлюдные районы Центральной Америки, где не ступала еще нога европейца. Предприятие подобного рода и в наши дни многим показалось бы безумным. Но завоевателю Мексики были совершенно чужды сомнения и нерешительность.