Поправив лямки парашюта, Роберт устроился поудобнее в кресле, положил обе руки на штурвал, чуть сжимая его. Он вошел в ритм полета и уже без напряжения, почти механически удерживал планер точно за расплывчатым силуэтом самолета-буксировщика.
Роберт и не мечтал о таком задании, которое выполнял сейчас. Война застала его в Саратовской военно-авиационной планерной школе только что оперившимся инструктором, недовольным своей летной специальностью. Какой ты пилот, если не твоя воля возносит корабль к облакам, если не от тебя зависит полет крылатой машины, если ты в вечном плену гравитации? Какое значение имеешь ты в авиации, если тебе не дают даже сапог и обмотки, раскручиваясь, попадают в тросы управления? Сможешь ли ты разить врага на своей фанерной «бандуре»?
Такие мысли не давали Роберту спать и в ту ночь, когда в общежитие вошли начальник школы и двое в штатском. Его попросили одеться, проверили удостоверение, задали несколько вопросов и на машине отвезли к транспортному самолету. Пожалуй, никто из товарищей и не заметил его исчезновения. В полдень он был в Москве.
С аэропорта черная «эмка» примчала его к большому серому зданию. Разговор с крупным бритоголовым полковником был длинный. До сих пор вспоминается приятный тембр голоса собеседника, разговаривавшего с ним не как старший по званию, а по-отечески проникновенно:
— Мы надеемся на тебя, Роберт. У тебя две летные специальности, и в данном случае только ты сможешь помочь нам. Вот уж несколько дней в лесных болотах Белоруссии бьется с фашистами, пытаясь вырваться из окружения, саперный батальон. Случайно в этом батальоне оказался один очень нужный родине человек, крупный советский конструктор. Фамилия его… впрочем, это значения не имеет. Он не успел эвакуироваться из Минска. Сейчас командование предпринимает меры, чтобы оказать помощь саперному батальону. Но мы не имеем права подвергать конструктора случайностям войны и должны во что бы то ни стало вывезти его в Москву. Пока все попытки были неудачны. Самолет там сесть не может: лес и болота. Да и гитлеровцы не допускают туда наши самолеты. Возможно, они через пленных пронюхали о конструкторе и обложили саперов железным кольцом. Видишь, дружок, какая обстановочка. Теперь непосредственно о твоем задании…
…Планер рвануло. Роберт машинально нажал педаль, отвел нос планера в сторону. Второй рывок был полегче. Роберт представил себе, как небось ругает его летчик, улыбнулся, но тут же согнал улыбку с лица — планер подбросило. Роберт выглянул за борт.
Внизу маленькими горстками рассыпались огни. Они тухли, а потом снова кто-то раздувал погасшие угольки. Кабина стрелка дважды тускло осветилась: знак пролета линии фронта. На высотомере — четыре тысячи. Роберт вздохнул всей грудью — кислорода хватало. Дышалось легко. Черт побери, никому еще не доверяли такого задания! Умом Роберт понимал опасность его, а сердце стучало — от радостного возбуждения, как у мальчугана, получившего в подарок велосипед.
Отцепка!.. Да-да, самолет повторно мигает огоньком! Высота — пять тысяч метров. Ну, Роберт, держись! Внизу угадывается река. Вон два матовых рукава Свислочи и Березины. Бери в руки кольцо буксирного замка. Дергай! Что ж ты медлишь, дергай!
Тишина… Ты один погружаешься в ночь, скользишь по какой-то незримой дорожке. Самолет ушел. Теперь следи сам за курсом и скоростью. Только они приведут тебя к месту посадки. Как же встретит тебя земля? Ударит ли бруствером немецкого окопа, подстелет ли зловонную трясину болота, расчешет ли жесткими пиками сосен или подмигнет веселым треугольником костров, разложенных саперами?
Сейчас ты слушаешь тишину и думаешь о том, что так же настороженно всасывают звуки широкие раструбы звукоуловителей гитлеровцев. Неужели они слышат свист крыльев твоего планера? А может, даже и ход бортовых часов, который явственно слышишь ты? Не поднимаются ли к небу узкие стволы «эрликонов»? Ты можешь встретиться с врагом раньше, чем думаешь.
Ошибешься в курсе на градус — улетишь в сторону. Поиграешь скоростью — не дотянешь до места, а подтянуть тебе нечем, мотора нет, планерист. Замерев, ты слушаешь тишину. Мальчугана уже не радует велосипед, мальчуган стал взрослым. В тот миг, когда ты, спокойный, освободился от троса, ты отцепился от самолета, от детства, от юности и попал туда, где человек за секунды мужает или пропадает. Эти секунды очень длинны, их не успеваешь замечать. И ты боишься не уложиться в эти короткие кусочки безмерного времени. Нет? Врешь! Тогда почему так согнуты и напряжены твои плечи? Почему в щелках пьянеющих глаз горит фосфор приборов? Почему в тайне от себя трогаешь пальцем обшивку? Она дрожит. Планер живет. А на планере ты, упирающийся чугунными ногами в педали, выжимающий пот из штурвала. Ослабь пальцы! Успокойся! Расчет верен, природа не готовит тебе сюрпризов. Посмотри за борт! Там черный экран, и только от тебя зависит увидеть на нем веселое пламя условленных костров…
