Перетряхивать пожитки письмоводителя и стращать баб его Свиридову было против нутра. Он бы, не моргнув глазом, наскочил на аул и стоптал бы любого, но это с ветром, с удалью, а тут полицействовать. Не улыбалось сотнику сие дело, а после взбучки и вовсе обрыдло.
Утром он пришел к форпостному начальнику не позднее обычного, а тот распек его до потных подмышек.
— Заставляете ждать, сотник! Господин полковой есаул, — Кленин сделал знак в сторону Аржанухина, изволит встать, а ты нет?!
— Будет. Давайте к делу, — заступился есаул. — Вы сотник, подобрав себе удобное количество казаков, немедленно отправляйтесь к форпосту Сухореченскому. Там, взяв султана Абдулмукмина Агымова, поезжайте к кибитке Биккинина. Расспросите жен и, если они к изобличению его откроют, о том возьмите показания на письме. Одну доставьте сюда, в Буранный.
В обеденную духотень посланные оставили Сухореченский форпост, держа путь на разбитую в двух верстах кибитку. Рядом с сотником держал коня султан Абдулмукмин.
— Мой правду знает… Верь, сотник, — нашептывал он Свиридову о том, что ему известно доподлинно, что в бумагах Биккинина есть письма от Юламана.
— Спросим, — вяло, лишь бы его оставили в покое, отдакивался Свиридов.
— Крепко спроси. Татарку берегись, хитра.
— Скажут, — опять без интереса отзывался сотник.
Обогнув аул, султан Абдулмукмин вывел команду к жилищу письмоводителя. Никто к ним не вышел, но по тому, как колыхнулась закрывавшая вход занавеска, жены были в юрте. Свиридов повернулся к сопровождавшим его казакам:
— Не отлучаться никуда. Сунетесь в аул — пеняйте на себя, — пообещал сотник, исчезая вместе с султаном в дверях юрты.
В глубине, стоя на большом прямоугольном ковре, встретила их стройная, высокая женщина. Еще кто-то мелькнул к стопе одеял в правом от выхода углу.
— Скажите ей, чтобы принесла бумаги мужа и собиралась сама, — Свиридов догадался, что перед ним жена письмоводителя, татарка Альфия.
Султан перевел. Альфия достала маленький сундучок, заглянула внутрь, снова защелкнула на ключ. Хотела было убрать, но султан бесцеремонно забрал.
— Спросите у нее, — снова обратился к султану сотник, — имеет ли что сказать к изобличению мужа?
Выслушав вопрос, женщина твердо покачала головой.
— А это кто? — Свиридов кивнул на выглядывающую из-за одеял молоденькую девушку с миловидным азиатским лицом.
Альфия отвернулась, презрительно поджав губы.
— Егор Терентьич, — позвал сотника заскочивший в юрту Кирилл Колокольцев, один из казаков, взятых с собой Свиридовым. — Ордынцы копятся!
— Хотят-то чего?
— А бес их знает. Толкутся. Поразогнать?
— Оставьте пока.
Когда сотник и султан вышли, вокруг кибитки действительно грудилось порядочно народу. К удивлению сотника, султан отомкнул сундучок и, зажав в руках неровно торчащую листами пачку бумаг, поднял ее над собой:
— Это худые дела Биккинина! Если не удалить его… Пусть пограничное начальство заберет его! Люди, останется он — не счесть вреда. Кто, как не он, виновен в захвате от нас в нынешнем году стольких аманатов?! В нем, в нем причина зла!
Свиридов, не понимая, к чему призывает султан, покручивал ус. Однако, приметя волнение народа, оборвал султана:
— Не наше дело балакать. Едем, начальство разберется. Татарку усадили? Так, хорошо.
Видя, что казачий отряд собирается в обратный путь, стали расходиться и киргизцы. Посмотрев на товарища, Шушмякин завозился с подпругой. Замешкался и Колокольцев. Приостановившейся команде махнули:
