— Согласно пунктам А и Ц приказа номер семьдесят три восемьдесят один, по временному закону…
Люк навострил уши. Он будто боялся пропустить хоть слово и внимательно смотрел на парня, прямо на его ровные белые зубы. По тону пес понимал, что происходит что-то плохое, и дрожал от носа до хвоста.
А рядом стоял генерал и тоже смотрел на белозубого парня, подергивая дряблой нижней губой.
Дочитав, парень в папахе повернулся на каблуках, указал на двери комнат и скомандовал:
— Распаковывайте ранцы, товарищи армейцы, занимайте жилье!
Генерал подошел к стене, где висело несколько картин маслом в золотых рамах. Он хотел их снять, но парень резко поднял вверх руку.
— Не трогать! Все остается на месте!
Посмотрел по сторонам, заметил в углу лампаду, горевшую зеленым огоньком, и усмехнулся:
— А это, гражданин, можете забрать. Этого нам не надо!
Генерал не ответил. Только махнул рукой и ушел в кабинет.
— Люк! — сказал он негромко, как тогда, на улице. — Дом больше не наш. Пойдем!
Люк нехотя встал, опустил голову, словно боясь, что его ударят, и тихо вышел из кабинета.
В тот же день все трое, Люк, генерал и его жена, сидели в фаэтоне у сонного городского ваньки и ехали по заброшенным окраинным улицам.
Ехали долго, фаэтон еле тащился по неровной брусчатке. Люк сидел на груде белья, смотрел на бесконечные заборы, старые низкие дома, запертые железные ворота фабрик, вывески с нарисованными лошадками, прибитые у дверей шорников и седельников, и покусывал свой куцый хвост.
Лишь когда они остановились у ветхого одноэтажного дома, из которого пахло зеленым мылом, капустой и плесенью, Люк очнулся от дум и чихнул. Даже два раза.
Поначалу все это Люку, в общем-то, понравилось. Из дома появилась старая кацапка в ватном кафтане и красных кавказских сапожках, расшитых цветами.
Увидев гостей, она несколько раз быстро-быстро перекрестилась и разрыдалась во весь голос.
— Ваше превосходительство! — рявкнула она по-солдатски, точь-в-точь как ее покойный муж, капитан, и кинулась целовать генералу руки.
Но вдруг отступила, подумала секунду и обругала себя:
— Да что ж я стою, дура старая?
И тут же затеяла перебранку с извозчиком.
А дело было в том, что генерал сам стал вынимать из фаэтона узел с бельем, поскользнулся и чуть не упал. И капитанша набросилась на извозчика, как в старые времена, когда у нее в доме еще был денщик.
— Чего встал как пень? — заорала она на парня в мятом клеенчатом цилиндре. — Не видишь, его превосходительство сам выгружает? Болван!
Сперва извозчик в клеенчатом цилиндре стушевался перед грозным окриком и схватился за узел, но, посмотрев на генеральский мундир со споротыми аксельбантами, одной рукой почесал в затылке, а вторую вытер об изрядно поношенный зеленый жупан и хитро сказал:
— Не мое дело! Узлы, известно, денщик таскает, а не кучер!
Капитанша со злостью плюнула, и это понравилось Люку, даже очень понравилось. От восторга он пару раз гавкнул вслед уезжающему фаэтону, чего уже давно не делал. Капитанша так ему приглянулась, что он даже подошел и ткнулся носом ей в подол. Но, войдя к ней в дом, Люк на всякий случай сразу же осмотрелся и принюхался.
Все стены в большой темной комнате с низким потолком были увешаны иконами и лампадками, а на полу копошилась и прыгала целая стая морских свинок и кроликов. Увидев огромного пса, зверьки с испуганным писком бросились под кровать. Огорченный Люк лег на живот и полез за ними. Капитанша схватилась за голову.
— Батюшки! — Она ущипнула себя за щеку. — Да он же всех моих деток передушит!
Генерал взял Люка за ухо, очень сильно дернул и приказал:
— Назад, скотина!
Забившись в угол, Люк искоса смотрел по сторонам.
— Р-р-р! — бурлило у него в животе, и даже больно было, потому что приходилось сдерживать лай, который так и рвался наружу.
Когда подошло время обеда, Люк и вовсе разочаровался. Стол накрыли в той же комнате, где прыгали кролики и морские свинки. Капитанша расстелила скатерть в разноцветную клетку. Вилок в доме не нашлось, только оловянные ложки. На больших расписных блюдах хозяйка разложила маленькие пирожки с пшеном и несвежими свиными шкварками. А Люку поставила глиняный горшок с жиденькой кашкой, в которую покрошила сырую свеклу. Люк даже пробовать не стал. Только понюхал и сел на задние лапы.
