В шинке Дувидла не протолкнуться. Руки устали подавать бутылки и принимать плату. Даже сам Дувидл, который никогда не заходит в шинок, на этот раз нарочно приехал из леса и помогает брать деньги у мужиков, которые протягивают их со всех сторон и просят:
— У меня возьмите! И у меня! Сюда!
Было уже за полночь, когда Росцакова растолкала крепко спящего Симху.
— Стах! — кричала она, тряся его изо всех сил. — Ты встаешь, дубина, или нет? Утро скоро!
Симха сильно устал, он целый день работал, набивал свиные кишки. За окном пел ветер, по крыше стучали капли дождя, а Симха хотел спать.
— Отстань, дай поспать! — ворчал он и переворачивался на другой бок.
Но она изо всех сил тащила его из кровати. Росцакова знала, что такой случай нельзя упустить. В эту ночь, после ярмарки, все спят как убитые. На улице темно, хоть глаз выколи. Денег в шинке немало. «Он» как раз из леса приехал, она сама видела. И она не оставляла Симху в покое.
— Давай, просыпайся уже! — теребила она его. — Ты обещал или нет?
— А? — Симха поднялся, тупо посмотрел на нее и нехотя начал одеваться. — Куда?
В окно смотрела черная ночь. Вдалеке пробили часы на башне монастыря: «Бом!»
— Час уже, — сказала Росцакова. — Ну?
Симха сел на пол и зевнул во весь рот:
— А-а-а!
Росцакова разозлилась. Это было в первый раз, чтобы он тут же ее не послушался. Она схватила его за шиворот и попыталась поднять.
— Это еще что такое?! Ты что, не хочешь?
— А-а-а! — снова зевнул Симха вместо ответа.
Росцакова совсем вышла из себя.
— А ну встал сию минуту! — затопала она ногами. — Скоро ночь кончится!
Увидев, что он не очень-то ее боится и по-прежнему сидит, тупо глядя перед собой в одну точку, она попыталась уговорить его по-хорошему:
— Ну, давай же, мой миленький! Ты же такой смелый, такой сильный…
Симха опять ничего не ответил. Росцакова задумалась. Она уже видела, что один он не пойдет. Снова пробили монастырские часы — полвторого. Сейчас или никогда! Значит, придется пойти с ним.
— Вставай! — потянула она Симху за руку. — Вместе пойдем.
Она сама заткнула ему за пояс топор, натянула ему на голову картуз и вывела в ночную темь.
— Видишь, — прошептала у порога, — никого вокруг, все спят. Т-с!
Все шло, как она и рассчитывала. На улице ни души. Калитка во двор Дувидла открылась, стоило Симхе слегка толкнуть ее могучей рукой.
Он прокрался через двор, обходя пустые бочки. В детстве ему так нравилось через них прыгать! Спустился в подвал по гнилым ступеням. Сколько же раз он спускался по ним, держась за мамин передник! Она брала графин и шла нацедить вина, а он с ней.
Вот и дверь, что ведет прямо на кухню. Симха узнавал в темноте каждую дощечку, каждую щелку. Взломать эту дверь для него плевое дело. Но вдруг он застыл на месте.
Росцакова дрожала. Как всегда бывает в совершенно мертвой тишине, ей слышались неясные, приглушенные звуки. Тихий шорох мертвой тишины. Вдруг снаружи что-то заскрежетало, и Росцакова прижалась к винной бочке. Это кот соскользнул с крыши, где он справлял свадьбу, и царапнул когтями о жестяной водосточный желоб. Но Симха даже не оглянулся. Тепло подвала усыпляло его. Из пустых бочек тянуло кисло-сладким винным духом, знакомым, домашним. Хотелось чихнуть, и клонило в сон. Во дворе капли падали с крыши в подставленную бадью. Такой родной, уютный звук дождливой ночи перед Пейсахом, когда, усталый, просыпаешься на секунду, чтобы тут же заснуть еще крепче, еще слаще. Симха сел на пол и оперся спиной на опрокинутую бочку. Голова упала на грудь.
Он забыл, кто он, где он и зачем сюда пришел. Осталось лишь одно желание: спать, вытянуться во весь рост среди пустых бочек и спать.
В ночной тишине опять пробили монастырские часы, на этот раз — дважды. Далекий, гулкий бой часов заглушил шорохи подвала, и Росцакова очнулась.
Услышала рядом знакомый, привычный храп. Рванулась с места, принялась шарить вокруг руками. Больно ударилась обо что-то ногой и, злая, разочарованная, бледная, такая бледная, что ее лицо слабо светилось в темноте, наконец добралась до Симхи.
Схватила его за шиворот и, судорожно сжав пальцы, стала трясти изо всех сил.
