В городке решили оставить походную радиостанцию и типографию, часть провианта и горючего, здесь же расположился небольшой отряд, который должен был призывать в ряды повстанцев местных жителей.
Наутро на большую площадку перед церковью приземлились несколько вертолетов. Из вертолетов Ми-4, украшенных желтыми звездами — символами революции, высыпали столичные революционеры, представители интеллигенции и несколько тележурналистов, в том числе и иностранных. Из вертолета, на котором на зелено-желтом камуфляже скромно красовалась надпись «General Security», вышел сам Хорхе Родригес. Его сопровождали неулыбчивые парни в легких бронежилетах, с винтовками и пистолетами-пулеметами на изготовку, и Алекс Шварц. Родригес коротко пожал руку подошедшему первым к нему Филу, а затем и да Сильва. Вместе с вождем революции он прошел в дом. который тот использовал для штаба, и через несколько минут они вышли. Собравшейся толпе да Сильва объявил, что восстание в столице победило, правительство низложено, а проклятый диктатор, виновный в смерти тысяч лучших людей страны, пристрелен при штурме дворца Гобьерно.
Тот день прошел у Чернышкова в разъездах вокруг президентского дворца. По закону, даже смотреть на него пристально запрещалось, это сразу же вызывает выстрел снайпера охраны. Но Александру, как руководителю штурмовой группы, нужно было самому провести рекогносцировку, разведку места предстоящего боя. И он вынужден был, для того чтобы не привлекать внимания, четырежды меняя машину, проехать мимо огромного нелепого здания, построенного в стиле то ли колониальном, то ли в пошлом подобии классицизма, то ли в смешении того и другого. Четыре этажа, крутая крыша, исключающая вертолетный десант. Амбразуры пулеметов. Два бронетранспортера у входа. Гвардейцы в количестве до роты в парадной форме с винтовками — по периметру. Судя по всему, и внутри столько же. Гордеев не сдал систему охраны и внутреннее расположение дворца, хотя и за то спасибо, что слил «Комитет» со всеми явками, паролями и прочей дребеденью. Хитрит старый, и вашим, и нашим. Только все эти потуги известны давно. Когда придет время говорить серьезно, неловко ему будет за то, что не очень искренним было его сотрудничество.
На утро — вновь собрание всех командиров подразделений, которые будут задействованы в штурме, своеобразная планерка. Подробную схему здания дворца нашли в Национальной библиотеке. Скопировали ее, и теперь аналитик и специалист по охранным системам гадают, что могли перестроить «комитетчики» для усиления охраны. Когда нашли на схеме канализационный тоннель, сразу же послали человека посмотреть, что и как. Выяснилось, что вход в него не охраняется, проходит он под улицей, а при выходе в подвал здания — железная решетка. Других тоннелей, ведущих из дворца наружу, не обнаружили ни на схеме, ни на местности. Группа наружного наблюдения выяснила схему постов и график несения караула. Ночью солдаты спят на постах, вырезать караул не представит сложности. Эти варианты Чернышковым были отвергнуты как политически неправильные. Какую легитимность в глазах народа будут иметь повстанцы, которые, как тати в ночи, порежут охрану или вылезут из канализации все в дерьме? Нужен штурм, причем штурм восставшими народными массами.
— Маккормик, а что у нас Бонд поделывает?
— А с Бондом неприятность вышла.
— Что такое?
— У его «Остина» спустило колесо. Он, бедолага, полез в багажник, а там какие-то негодяи установили небольшое взрывное устройство. Машина почти целая, а головы у Бонда нет.
— Что думают британцы?
— Они решили, что Бонд устроил инсценировку и исчез по каким-то своим делам.
— Серьезно?
— Так точно. Еще и выговор ему прописали в личное дело.
После того как все было подготовлено к восстанию, Чернышков вылетел в Боливию на встречу с Родригесом и Филлипи. В последний раз «сверили часы». Перебрали в уме все возможные варианты и решили, что готовность достигнута полная. Родригес по своей линии связался с «кем надо» и, получив окончательное «добро», дал его и Чернышкову.
4 июля 1957 года на парагвайской фондовой бирже случился обвал котировок ценных бумаг. Честно говоря, ее котировки мало кого волновали, но сейчас стало ясно, что началась атака на капиталы, размещенные в парагвайской экономике. Следствием этого стал обвал и без того хрупкой национальной валюты. Центробанк попытался скорректировать курс гуарани, но вскоре кончились золотовалютные резервы, а банки и биржевики все выбрасывали и выбрасывали на рынок необеспеченные парагвайские деньги. Центробанк принял решение приостановить торги, но это очевидное решение явно запоздало. Резко стали подниматься цены сначала в обменных пунктах валюты, а затем и в многочисленных торговых точках. Стресснер попытался уговорить предпринимателей не терять доверия к гуарани и обратился за помощью к США, что теми немедленно было обещано. Но отток валюты из страны моментально принял характер даже не бегства — улепетывания, а рост цен за сутки преодолел все мыслимые пределы.
