— Ты прав, Спиртяга. Захреначат нас тут с этим!
— Вот-вот. Вместе сидели — вместе и отвечать придется, — проворчал Чуха.
— Да мы же не при делах, — удивился Череп.
Борман вздохнул и погладил Черепа по голове, словно маленького ребенка.
— Забыл, где мы? Кто же тут разбираться будет, родной мой? Мы для них одно целое. Перестреляют, как куропаток.
Спирт с готовностью встал и кивнул в сторону красноармейца.
— Надо уговорить его.
Борман медленно подошел к красноармейцу.
— Эй, приятель, как там тебя…
— Я тебе не приятель, — огрызнулся парень.
Спирт обошел его с другой стороны.
— Димон, тут такой расклад получается. Нам, понимаешь, как-то не с руки твой героизм.
— За шкуру свою трясетесь? Так сидите тут в уголке тихонько…
— Мы бы и сидели в своем уголке, но понимаешь, немцы, они же разбираться не будут. — Борман положил руку на плечо Диме, но тот резко скинул ее.
— Вместе же сидим, — ласковым голосом сказал Спирт.
— Не вместе, — упрямо возразил парень.
К приятелям присоединились Чуха и Череп, беря красноармейца в кольцо. Борман снова положил руку на плечо Дмитрию.
— Ты поимей совесть. Что же, нам теперь всем помирать?
Парень, пытаясь освободиться, сделал шаг назад, но натолкнулся на мускулистую грудь Черепа.
— Да вас по закону военного времени…
— Не будь сволочью, Димон, тебе-то какой навар, если нас тут грохнут. — Спирт схватил его за руку.
— Пойми ты, наше место не здесь, — угрожающе сказал Борман.
Красноармеец растерялся, переводя взгляд то на одного, то на другого, ища хоть каплю понимания и сочувствия.
— Если Родина в опасности, наш долг…
— Такие как ты нам всю жизнь изгадили, — перебил его Спирт. — Сами лезут в пекло и других толкают. Ты думаешь, потомки спасибо тебе скажут?
— Скажут, что ты сталинский режим поддерживал. Забудут вас. Назовут вас винтиками и пушечным мясом, — добавил Борман, сжимая рукой плечо парню.
— Да ты обосрешься, если узнаешь, что в двадцать первом веке по Москве будут ходить молодые парни и вскидывать руку с криком «Хайль Гитлер», — с вызовом посмотрел красноармейцу в глаза Спирт.
— Да я тебя за такие слова, сволочь… — Красноармеец попытался замахнуться, но его крепко удерживали Спирт и Череп.
— Дим, дай сюда гвоздик, — как можно ласковей, издевательским тоном, попросил Борман.
— Гады!
Красноармеец попытался вырваться, но Череп с размаху ударил его ребром ладони по шее, а Спирт — в живот. Дмитрий согнулся пополам и завалился, в бессилии застонав. На пол упал длинный ржавый гвоздь. Чуха нагнулся и с готовностью подобрал его.
— Ну вот, сознательный ты наш, так лучше будет, — с удовлетворением подытожил Борман. — Да, Череп, ты его карманы проверь, может, еще что прячет.
Череп, не обращая внимания на протест красноармейца, быстро обшарил его карманы и достал из гимнастерки металлический предмет прямоугольной формы.
— Вроде ничего больше нет. Только железка какая-то.
— Железку спрячь, — приказал Борман.
Раздался звук шагов. Засов с лязгом отошел в сторону, дверь распахнулась, пропуская утренние лучи солнца. В помещение зашли два немецких автоматчика.
— Ээээ, наше время еще не вышло, — запротестовал Борман, но немец жестко подтолкнул его к выходу дулом автомата.
— Постойте: мир, дружба, жвачка, — попытался поддержать протест Бормана Спирт, но получил сапогом по заду.
Решив, что их сейчас отправят на расстрел, Чуха заверещал, с мольбой протягивая руки к немецким солдатам:
— Не трогайте меня. Я жить хочу. Не убивайте, дяденьки. У меня бабушка наполовину немка.
Немецкий пехотинец передернул затвор автомата.
— Шнель, шнель.
Череп и Борман подхватили за руки упирающегося Чуху и потащили к выходу.
— Всё, всё, поняли, выходим.
— Мамочка! Не убивайте! — закричал было снова упирающийся Чуха, но, получив затрещину от Черепа, безвольно замолчал.
* * *
Немецкие солдаты повели пленных от тюрьмы-склада к растущей рядом, через скошенное поле, березовой рощице. Там их уже ожидал знакомый обер-лейтенант СС. Довольно улыбаясь, офицер делал энергичные махи руками, насколько подобную гимнастику позволял жесткий покрой черного мундира. Следопытов и красноармейца Диму подвели к эсэсовцу. Он с пониманием, по-приятельски кивнул им и показал на четыре приготовленные лопаты. Затем остановился напротив Димы.
