В это время в сердце Джедефа горел огонь, чье пламя совершенно не трогало никого из присутствовавших, кроме него самого.
Нафа с любовью взглянув на младшего брата, подсел к нему и прошептал на ухо:
— Слушай внимательно, о командующий. «Вчера ты был удачлив в любви, завтра ты будешь удачлив на войне».
— О чем ты? — смущенно спросил Джедеф.
Художник расплылся в улыбке.
— Думаешь, я забыл о портрете красивой девушки-крестьянки? Ах, какие же они красавицы, крестьянки с берега Нила! Все мечтают оказаться объятиях храброго офицера! А вдруг этим офицером был не кто иной, как наш Джедеф?
— Замолчи, Нафа.
Слова Нафы разволновали его, так же как и пение Маны; Джедефу захотелось остаться одному. Он бы исполнил свое желание, если бы не видел глаза матери. Она не сводила с него тревожного и проницательного взора. О, лишь бы не прочла мама тайную страницу его сердца, ибо то, что она прочтет, сильно ранит и опечалит ее. Джедеф обнял Зайю и улыбнулся ей, решив обмануть мать напускным весельем.
Командующий гвардией наследника престола Джедеф сидел в своей палатке в военном лагере, разбитом у стен Мемфиса, внимательно изучая карту Синайского полуострова, острым резцом впившегося в воды Красного моря. От столицы его отделяли пески Аравийской пустыни. Здесь и хозяйничали синайцы, не признававшие никаких законов, кроме закона силы. Что же, война объявлена, но примут ли вызов эти лжехрабрецы, коварно нападавшие под покровом ночи? Или придется брать их укрепления штурмом… Сеннефер вошел в палатку Джедефа и отсалютовал ему.
— Приехал посланник его царского высочества принца Хафры, — доложил он, — и хочет пройти к вам.
— Пригласи, — кивнул Джедеф.
Через минуту Сеннефер впустил в палатку посланника. На госте было просторное одеяние жреца, скрывавшее его фигуру от плеч до щиколоток. Лицо скрывал черный капюшон, виднелась лишь длинная густая борода. Джедеф с изумлением смотрел на вошедшего — он ожидал увидеть кого-то из тех, с кем обычно встречался во дворце наследного принца. Гость поклонился и сказал тихим голосом, который, несмотря на невнятность, почему-то показался юноше знакомым.
— Я прибыл по чрезвычайно важному делу. Прикажите закрыть дверь и запретите кому-либо входить сюда без вашего разрешения.
Джедеф выполнил приказ гостя. Он кликнул Сеннефера, приказал закрыть откидным полотнищем вход в палатку и никого не пускать, пока он будет говорить с прибывшим. Сеннефер выполнил указания командира, и в палатке стало темно — свет утра не проникал из-за плотного занавеса. Джедеф повернулся к посланнику.
— Какое у вас дело? — спросил он.
Убедившись, что они остались в палатке одни, гость откинул с головы капюшон. Роскошные черные волосы хлынули на плечи, затем незнакомец тонкой рукой сорвал с лица бороду, и глазам Джедефа предстала принцесса Мересанх! Он задохнулся в изумлении и воскликнул:
— О моя госпожа, принцесса! Боги мои, да вы ли это?
Джедеф бросился к ее ногам и стал целовать край жреческого одеяния. Принцесса почувствовала горячее дыхание влюбленного юноши. Она погладила его волосы и мягко прошептала: «Встань». Джедеф так хотел прижать ее к груди, но не решался.
— Это на самом деле ты, моя Мересанх? То, что я слышу, правда? А то, что видят мои глаза? — Джедеф задыхался от восторга.
Они посмотрели друг на друга. В глазах Мересанх Джедеф прочел признание поражения.
— Ты покорил меня, и вот я пришла к тебе, — тихо сказала дочь фараона.
— Боги радости поют для меня. Их песни сопровождали меня все эти месяцы терзаний и скрашивали бессонные ночи. Их мелодии очистили мое сердце от горечи страданий и теней отчаяния. О владыка Ра! Кто теперь скажет, что я тот, над кем еще вчера смеялась судьба? — восклицал Джедеф, взяв руки принцессы в свои и почувствовав, как они дрожат.
Она удивилась:
— Разве жизнь была к тебе несправедлива? Ни за что не поверю, о мой прекрасный и храбрый воин!
Не сводя с нее сияющих глаз, Джедеф признался:
— Да, она обошлась со мной очень сурово, и я желал скорейшей смерти. Душа, мечтающая о смерти, лишена каких-либо надежд. Я никогда не был трусом, моя госпожа, поэтому остался верен своему долгу. Но безответная любовь не придает отваги. Мои глаза заволокло пеленою уныния…
