#моя [не]идеальная жизнь - страница 43
Вот такой у меня папа. Иногда у вас создается обманчивое впечатление, но в ту самую минуту, как вы это поняли, он становится именно таким, каким кажется. И я думаю, Бидди это понимает. Вот почему они пара. Я наблюдала за всеми другими папиными женщинами. И даже когда я была еще ребенком, мне было ясно, что они не совсем понимают папу. Они видели только проказливого, обаятельного, харизматичного Мика с его вечными попытками разбогатеть. Мика, который ставил всем пиво в пабе и рассказывал смешные истории. Это им нравилось, и поэтому он старался быть именно таким. Но что касается Бидди, то ей не нужна харизма – ей нужны прочные отношения. Ей ни к чему флирт. Иногда я смотрю, как они тихо беседуют, и вижу, как папа все больше полагается на Бидди.
Еще она осторожная и тактичная, эта Бидди. Зная, как близки мы с ним были все эти годы, она держится в сторонке. Никогда не рискует высказать свое мнение. Никогда не предлагает непрошеный совет. И я никогда не прошу у нее совета.
А может быть, иногда и надо бы попросить.
– Чипсы, Китти-Кэт?
Папа вышел за мной во двор, где светит зимнее солнце. В руках у него миска с чипсами. Кудрявые волосы с сединой все еще растрепаны после работы на свежем воздухе; кожа обветренная, глаза сверкают, как сапфиры.
– Я как раз говорила Кейти, как хорошо, что она дома, – сообщает Бидди. – Верно?
– Конечно, – отвечает папа и поднимает стакан в мою честь.
Я тоже поднимаю стакан и пытаюсь улыбнуться, но это нелегко. Встречаясь с папой взглядом, не могу не заметить в его сияющих глазах легкую печаль. Я залпом глотаю пунш и тяну время.
Если бы вы посмотрели на нас со стороны, то ничего бы не заметили. Вы бы всего лишь подумали, что отец с дочерью счастливы оттого, что снова вместе в канун Рождества. И вы бы никогда не заметили невидимые волны боли и вины, которые плещутся между нами.
Моя стажировка в Бирмингеме никогда не вызывала проблем. Папа понимал, что это все, что я могла получить, и знал, что я не хочу обосноваться в Бирмингеме. Поэтому он не беспокоился. Стажировку в Лондоне он тоже воспринял спокойно. Ведь я, по его мнению, «только начинала», и мне нужно было накопить опыт.
Но потом я пошла работать в «Купер Клеммоу», и все осложнилось. Я помню, как сообщила эту новость ему и Бидди. Нет, папа все сделал правильно: обнял меня и сказал: «Молодец». Мы говорили о будущих визитах в Лондон и об уик-эндах на ферме, и Бидди испекла праздничный пирог. Но я все время видела у него на лице горестное выражение.
С тех пор у нас все пошло не так. Особенно после того последнего раза, когда он приезжал в Лондон вместе с Бидди. Это было почти год назад. О боже, это был кошмар! В метро были какие-то неполадки, и мы опоздали на шоу, на которое я заказала билеты. Папу толкали какие-то парни, и я думаю, что он испугался (хотя никогда бы в этом не признался). Он недвусмысленно сообщил мне, что именно думает о Лондоне. Я так устала и была так разочарована, что расплакалась и наговорила много лишнего.
С тех пор мы очень осторожны друг с другом. Папа не собирается снова наведываться в гости, а я его больше не приглашаю. Мы мало говорим о моей жизни в Лондоне, а когда это случается, я веду себя крайне осмотрительно. Никогда не упоминаю свои проблемы. И я никогда не показывала ему свою квартиру. Не могу же я показать крошечную комнату, где все вещи подвешены в убогом гамаке. Он бы просто не понял.
Потому что у папы есть еще одна черта – результат того, что мы так долго были очень близки. Он слишком остро воспринимает все, что со мной происходит, и болезненно реагирует – и тогда мне становится еще хуже. Он проклинает мир, когда тот плохо со мной обходится.
Папа так никогда и не простил Шона, парня, который разбил мне сердце в шестом классе. И он до сих пор хмурится, когда я упоминаю шорную мастерскую. (Я подрабатывала там летом и считаю, что они мне недоплатили. Самую малость. Но папа с тех пор их бойкотирует.) И я знаю, что он так реагирует, потому что меня любит. Однако порой это трудно вынести.
