Как пишет Е. Польская в своей книге «И звезда с звездою говорит», Маяковский приехал на Кавказские Минеральные Воды в первых числах сентября из Крыма через Новороссийск. Простудившись в дороге, он добрался до Минеральных Вод совершенно больной. В кисловодской гостинице «Гранд-отель» для него и его спутников были сняты комнаты. Тумбы пестрели афишами: «Владимир Маяковский. Разговор-доклад. Новые стихи и поэмы. Ответы на записки». Это была программа его выступлений на юге страны в то лето. Отложить уже объявленную первую встречу с публикой показалось неловким, и больной поэт 6 сентября выступил в Пятигорске на сцене Лермонтовской галереи. В конце вечера Маяковский, как всегда, отвечал на поданные ему записки. Недружелюбные выпады были, как и всюду. «Ваши стихи — агитки» кричали с мест «эстеты». «Очень рад, что вы это заметили! Спасибо за комплимент!» — отвечал он сердито и объяснял, что агитировать за Советскую власть в единственно возможной для поэта стихотворной форме считает для себя обязательным.
В 1927 году Маяковский уже зрелый поэт и опытный агитатор. Но в ранних произведениях поэт определял свое предназначение несколько иначе, как желание открыть "наши новые души" ("Владимир Маяковский").
Первые стихи Маяковский начал писать в Бутырской тюрьме, куда попал в результате своего участия в первой русской революции. Революционные события 1905 года поразили воображение двенадцатилетнего гимназиста. Позднее он писал: «Пошли демонстрации и митинги. Я тоже пошел. Хорошо».
Мечтая об ином прекрасном общественном устройстве, Маяковский с юности мучительно искал выход из того мира своекорыстия, в котором жил. И выход явился — революция. Грандиозное переустройство всего миропорядка, всего мироздания. Юноша с увлечением читает Маркса и Ленина, изучает тактику уличных боев, готовится стать профессиональным революционером. Четырнадцати лет он вступает в партию большевиков и становится «товарищем Константином» — для своих соратников и «Высоким» — для филеров из полицейской охранки, выслеживавших молодого пропагандиста и агитатора.
Нелегкий удел выпал на долю тех, кто в трудные годы после поражения первой русской революции начинал готовить пролетариат к новым схваткам с буржуазией. Свирепствовала реакция, на подпольщиков обрушивались суровые репрессии — аресты, тюрьмы, допросы, суды... Не миновали они и Маяковского, не по годам рослого, мужественного юношу; едва покинув стены гимназии, он попадает в полицейские застенки.
Три ареста, душные камеры полицейских домов, тесная тюремная одиночка завершили короткий период взросления и формирования характера — гордого, независимого, неукротимого.
О многом говорит такой факт: политические заключенные Мясницкого полицейского дома избрали шестнадцатилетнего юношу своим старостой. Этот прямой и справедливый человек смог завоевать уважение и доверие товарищей. В полицейских архивах сохранилась жалоба: «Владимир Владимирович Маяковский своим поведением возмущает политических арестованных к неповиновению чинам полицейского дома — настойчиво требует от часовых служителей свободного входа во все камеры, называя себя старостой арестованных... На все мои просьбы относительно порядка Маяковский не обращает внимания... 16 сего августа в 7 часов вечера... Маяковский, обозвав часового «холуем», стал кричать по коридору, чтобы слышали все арестованные, выражаясь: «Товарищи, старосту холуй гонит в камеру», чем возмутил всех арестованных, кои, в свою очередь, стали шуметь».
Охранное отделение поспешило изолировать строптивого юношу: 18 августа 1909 года он был переведен в камеру № 103 Бутырской тюрьмы. Потянулись долгие, томительные дни одиночного заключения. Запрещены были даже общие прогулки.
«Важнейшее для меня время», — скажет поэт впоследствии об этих месяцах. Лишенный возможности практической деятельности, именно в эту пору он попытался заговорить на языке поэтических метафор и символов.
Вспоминая об этом, поэт отнюдь не преувеличивал достоинств первых опытов: «Вышло ходульно и ревплаксиво». Насколько это справедливо, сказать трудно — исписанная стихами тетрадь была отобрана при выходе и затерялась в тюремных канцеляриях, возможно, он чересчур сурово оценил свои юношеские произведения. Во всяком случае, поздняя самоирония не мешала Маяковскому вести отсчет своей поэтической деятельности с 1909 года, со стихотворений, написанных именно в одиночке Бутырской тюрьмы.
