Степан почувствовал, что леденеет на этом сквозняке. Ему захотелось закрыться с головой, не видеть и не слышать ничего.
Но он пересилил себя, по его внешнему виду никто бы не догадался, что происходило у него внутри.
«Скорее бы привозили американцы с аэродрома членов государственной комиссии, которая вынесет заслуженный приговор!»
«Комиссия? А Андрей?» И Степан на миг поник, однако снова взял себя в руки при виде появившегося из устья туннеля поезда, в котором прибыли Андрей и Седых.
Поезд уже подошел, когда на противоположной платформе, заслоненной прибывшим поездом, поднялся шум и там словно тоже появился вагон, хотя это могло быть лишь галлюцинацией Степана, ибо в Мурманске не осталось поездов, да и тока в туннеле не было.
Но Степан отчетливо слышал голоса, ему даже показалось – уехавших на аэродром Кандербля и Вандермайера и чей-то удивительно знакомый женский голос.
Поистине у Степана не все в порядке с психикой, какие-то нелепые галлюцинации! Так не этому ли недомоганию обязан он своими промахами и тем ужасным положением, в каком оказался?
Ну вот и Андрей! Он вышел из кабины управления, а вслед за ним показалась громоздкая сутулая фигура Седых.
Бороду сбрил, стал моложе. Больше стал походить на прежнего Андрюшу, хотя седина!..
Андрей шел к брату с приветливой улыбкой. Он не мог не знать о его поступке, хотя бы потому, что видит его здесь!
Андрюша подошел к брату и с удивительной простотой сказал:
– Степа, я не знаю, что тобой руководило… Ты всегда учил меня… очевидно, у тебя были веские основания… ты все расскажешь мне… я постараюсь быть вместе с тобой.
Комок подкатил у Степана к горлу.
– Как тебе это нравится? – вместо ответа кивнул он в сторону противоположной платформы.
– Что? – удивился Андрей. – Это естественно, Степа.
– Естественно? – весь напрягся Степан. – А мне кажется, что у меня мираж.
– Какой там мираж! – пробасил подошедший Седых. – Комиссия по твоей милости прибыла.
– Прибыла? На самолете?
– Бери выше. На лунолете.
Степан застыл, не веря ушам.
«Ах вот оно что! Только ракетный поезд мог пройти по обесточенному туннелю. Конечно, им воспользовались, поскольку предусматривались ходовые испытания лунолета, хотя достаточной мощности для разгона космического объекта в трубе Арктического моста не было».
– Что это ты так изумился? – спросил Седых. – Или совсем не только голову, но и связь с нашим берегом потерял?
– Потерял, пожалуй, и то и другое, – тихим голосом признался Степан.
Седых осуждающе покачал седой головой.
– Ну пошли, начальство прибыло, на нашу платформу переходит, – предложил он. – Пожалуйте бриться.
Пока новоприбывшие здоровались со Степаном, Андреем и с Седых, дежурная по станции с помощью Кандербля и Вандермайера принесла алюминиевый столик и несколько складных алюминиевых стульев.
Когда все уселись, Иван Семенович встал и, обращаясь к Николаю Николаевичу Волкову, произнес:
– Прошу разрешения отложить подписание акта приемки Арктического моста до выводов специальной правительственной комиссии, которую вы возглавляете, Николай Николаевич.
– Хорошо, – сказал Волков, – дело не в актах, а в людях. Прошу вас, Степан Григорьевич, сесть за стол вместе с нами и не считать себя в чем-либо виновным, пока вина, если она есть, будет доказана лишь в результате расследования.
– Николай Николаевич и уважаемые члены комиссии, – садясь, твердо произнес Степан. – Мою вину нет нужды доказывать, она ясна.
– Как же ясна, – возразил Волков, – если вы посылали перед отправкой своего поезда телеграмму в Москву, изложив доводы в пользу немедленного испытания поезда?
– Да, я посылал такую телеграмму, но выезд мой не был вынужденным. Я хотел сыграть на привычках и нравах американцев, ждавших первый поезд. Я вспомнил, как встречали Линдберга, впервые перелетевшего через Атлантический океан, как встречали наших советских летчиков – Чкалова, потом Громова.
– Значит, вам казалось, Степан Григорьевич, что, приведя поезд с усовершенствованным мотором в результате своеобразного состязания в трубах Арктического моста, вы привлечете внимание всей Америки к этому событию и к новой прогрессивной конструкции?
