Рабочие вздыхали, зевали, шептались между собой. Всем сразу захотелось есть. Из кухни прислали бутерброды – это внесло в толпу радостное оживление.
Кто-то предложил спеть. Пели нестройно, но шумно. Из озорства на противоположной площадке начали петь другую песню, но из репродуктора послышался оглушительный рев Ивана Семеновича:
– А ну, товарищи, по местам! Соединение доков закончено. Принимайтесь за последнее звено!
Закричали крановщики, требуя, чтобы люди слезли с ферм. Рабочие начали проталкиваться вперед.
К Седых и Корневу подошел тот же старый рабочий, который проводил импровизированный митинг, и протянул им два ключа:
– Иван Семенович, Степан Григорьевич, на работу просим! На почетные места, днище отвертывать.
Иван Семенович с серьезным видом поплевал себе на руки и торжественно взял ключ.
Степан Григорьевич оглядел всех, скинул пиджак, отдал его одному из рабочих, потом принял ключ и поцеловал его. По толпе пронесся шепот.
Принесли алюминиевые лестницы. Притихшая толпа следила, как Иван Семенович и Степан Григорьевич одну за другой ослабляли гайки, которыми было привернуто днище центрального зала.
Вдруг Коля закричал:
– Вода! Вода! Глядите!
Действительно, из щели днища показалась вода. Седых и Корнев продолжали отвинчивать гайки. Вода все больше и больше проникала в док.
– Океан прорвался, – пошутил кто-то в толпе.
– Нет, – радостно пояснил Коля, – это стекает вода, что осталась в пространстве между двумя доками! От океана нас водолазы уже изолировали.
Вода хлестала множеством струй. Седых и Корнев сняли последние гайки. Потные, усталые, спустились они вниз.
– Приказываю закончить туннель! – скомандовал в микрофон Степан Григорьевич.
Подъемный кран, уже уцепившийся за днище, дернул его. Вода хлынула на дно дока, обрызгав многих с головы до ног. Радостный смех заглушил звон цепей и грохот крана. Кран стал постепенно отодвигаться в сторону. Днище развалилось на две части и поползло за ним. Перед взором толпы показалось другое такое же днище, но только мокрое, позеленевшее, с налипшими на него ракушками.
– Вот он, американский металл! – крикнул Коля.
Это днище на глазах у всех тоже дернулось и стало отваливаться внутрь второго дока. Коля не мигая смотрел перед собой. И вот, точно в зеркале, появившемся по волшебству, он увидел тот же самый зал, в котором находился сам. Как и в первый раз по приезде в туннель, он смотрел теперь словно в ствол свеженачищенного ружья.
Общий крик потряс стены и первого и второго доков.
На площадке американского дока прямо перед Седых и Степаном Григорьевичем стояли два человека. Один из них, высокий, с длинным лицом и тяжелым подбородком, был уполномоченный президента по управлению делами Концерна плавающего туннеля, возобновившего свою деятельность с помощью субсидии государства. Протянув вперед руку, инженер Герберт Кандербль сказал, обращаясь к человеку, стоявшему рядом с ним:
– Прошу вас, сэр! Право пройти туда первым принадлежит вам.
Почти седой, бородатый человек с молодым еще лицом двинулся вперед и с улыбкой перешагнул выступ, разделявший теперь две металлические площадки.
Степан Григорьевич смотрел на него, не веря своим глазам.
– Андрей! – вдруг крикнул он и с неожиданной для него порывистостью бросился в объятия брата.
Шум пронесся по толпе.
– Андрей Корнев!!!
– Андрей Григорьевич!
– Откуда?
Иван Семенович Седых стоял с довольным видом и подмигивал Коле:
– Ну как? Пришелся по вкусу мой сюрприз, а?
Братья обнялись на стыке двух доков, а по обе стороны стояли точно две стены – русские и американцы.
Коля шагнул вперед. Навстречу ему вышел американский рабочий. Он протянул руку Коле и сказал:
– Сэм Дикс.
Коля поднял палец вверх:
– Подожди! Ведь ты первый американский рабочий! – Он полез в карман и вынул оттуда обкуренную старую трубку. – Вот, на, бери! Это тебе подарок… Понимаешь, подарок от Сурена Авакяна.
Сэм Дикс непонимающе смотрел на трубку и вдруг расплылся в улыбке:
– О-о! Мистер Авакян! Мистер Авакян! Презент! Благодарю вас очень! Благодарю вас!
Он обернулся к американским рабочим и, показав им трубку, что-то сказал.
