И вот по всем закоулкам подводного дока раздался голос старика сварщика.
– Я вот что, ребята, думаю, – качал попросту он. – Это я, Сергей Иванов, говорю. Скоро закончится великое строительство, большое трудовое дело к концу подходит. А в старину так полагалось: последние кирпичи самые заслуженные люди должны класть. И вот думаю я, что надо нам будет этих почетных людей по имени назвать. Так, что ли?
Со всех диспетчерских пунктов, около которых собрались рабочие: на туннельном комбайне, в насосной, в шлюзах, на атомной электростанции – отовсюду послышались радостные возгласы. Все с охотой согласились участвовать в импровизированном митинге.
– Согласны слушать вас, Сергей Иванович, спрашивайте!
Сергей Иванович расправил усы и, держа перед собой переносный микрофон, которым обычно пользовался начальник смены центрального сборочного зала, сказал:
– Так вот, товарищи, ответьте мне: есть среди нас такой, кто с самого начала строительства моста при нем находится? Кто самый первый проект туннеля составлял, в Америку с ним ездил, неудач не пугался, от ударов не падал? Кто работал с утра до утра, ко сну не клонился, усталости не знал? Кто всегда был самый спокойный и рассудительный? Кто на себе туннель к Северному полюсу тянул и дотянул? Ответьте мне на эти вопросы, товарищи дорогие!
Толпа колыхнулась. В единый гул слились голоса:
– Корнев! Товарищ Корнев! Корнев!
– Правильно! Вот уж как есть правильно! – довольно улыбнулся Сергей Иванович. – Наш Степан Григорьевич – подлинный отец Арктического моста! А потому обращаюсь к вам, Степан Григорьевич, товарищ главный инженер и заместитель начальника строительства, – наверное, вы меня слышите, – обращаюсь к вам с покорнейшей просьбой: заварите последний шов! Закончите строительство, Степан Григорьевич, как начинали его когда-то!
– Ура! – прокатилось по центральному сборочному залу и по всем репродукторам подводного дока. – Ура! Последний шов – товарищу Корневу! Ура!
…В цилиндрическом кабинете с обитыми тисненой кожей стенками сидели двое.
Старик с седыми волосами ежиком и высоко поднятыми широкими плечами пристально смотрел на своего собеседника – полного человека лет за пятьдесят, с несколько черствым лицом, казавшимся усталым из-за темных кругов под глазами. Человек сидел в кресле, откинувшись на спинку, скрестив руки на груди.
В репродукторе слышались раскаты «ура».
– Ну, Степан, поздравляю тебя, – сказал старик Седых. – Честь великая – заварить последний шов! Рабочий класс тебя выбрал, отцом Арктического моста назвал всенародно. Поздравляю! – И он протянул руку.
Степан Григорьевич даже не взглянул в сторону старика. Он продолжал сидеть, слегка раскачиваясь во вращающемся кресле. Не дождавшись протянутой руки, Иван Семенович первый пожал руку Корневу:
– И чудной ты все-таки, Степан Григорьевич! – продолжал Седых поднимаясь. Был он теперь уже не такого высокого роста, как прежде. Плечи его оказались на одном уровне с опущенной головой. – Чудной ты, я говорю. Столько лет на тебя смотрю и никак не пойму, что ты там внутри чувствуешь.
Степан Григорьевич вдруг резко повернулся вместе с креслом:
– Хочешь знать, Иван Семенович, что чувствую? Хочешь знать? Скажу тебе: всю жизнь свою я работал и молчал именно для этой минуты. – И он встал, выпрямившись во весь свой рост, потянувшись так, что хрустнули кости, улыбнулся совсем неожиданной для его сурового лица улыбкой; глаза его смотрели куда-то сквозь стенку. – Именно для этой минуты! – повторил он и с силой тряхнул кресло, на котором до этого сидел.
– Ого! – крякнул Иван Семенович. – А внутри-то у тебя, оказывается, магма расплавленная! Снаружи только подморожено…
Степан Григорьевич ничего не ответил. Он снова углубился в себя, будто и не говорил только что о своем заветном…
– И я тоже, товарищи, как и вы, считаю, – слышалось из репродуктора: – надо предпоследний шов варить нашему лучшему туннельному комбайнеру – Смирнову Николаю. Варить этот предпоследний шов он должен как бы по доверенности… по доверенности своей супруги Нины Смирновой, которая, значит, всегда его на комбайне ихнем все-таки побивала, и, не будь у них сейчас прибавления семейства, непременно бы ей этот предпоследний шов варить!
