— Здорово, ребята! Как тут у вас дела?
Чеголин искренне приветствовал Виктора, а Пекочка информировал о том, что контора пишет, может предъявить подшивку боевых листков.
— Это замечательно, — сказал Клевцов, усаживаясь по-свойски прямо на стол. — Только в боевых листках всего не отразишь.
— Основные события боевой и политической подготовки имеются.
— Всё ли? Я-то знаю, как бывает. Тоже командовал. Правда, на берегу.
У Пекочинского слегка изогнулась густая бровь. Не обе брови, а только правая. Знаком вопроса. А помощник начальника политотдела, окинув взгляд переборку над письменным столом, вдруг стал выковыривать хлебный мякиш. Потом посмотрев на вытянутые физиономии хозяев каюты и рассмеялся.
— Ну вот. А ещё утверждали, что у вас ничего нового… Эх вы… «конспираторы»!
— Как думаешь, доложит? — спросил минёр, когда Виктор ушел.
— В таком случае он должен был выяснить подробности. Откуда ему знать, кто стрелял?
— «Откуда, откуда»? Медики накапали. Очень просто. И теперь нечего вести их в ресторан.
— Роман тоже не знает кто. Я, понимаешь ли, это не уточнял.
— Интересно. Никто ничего не говорил, а Клевцов уже в курсе.
— Чёрт с тобой, — рассердился Чеголин, — Медиков я приглашал, а не покупал. Пойду с ними один.
Несколько дней оба лейтенанта ожидали дознания и прочих служебных неприятностей. Но ничего такого не произошло. Виктор Клевцов промолчал и вообще оказался человеком удивительным. Вскоре за обедом на «Тороке» он ни с того ни с сего изъявил желание сдать зачеты на вахтенного механика.
— Указание начальника политотдела? — обеспокоился капитан третьего ранга Тирешкин.
— Вряд ли он станет возражать. Разве можно препятствовать стремлению лучше знать корабли, на которых служишь?
— А это, гм… занятие не отразится на основных ваших обязанностях? — сомневался заместитель командира.
— Отразится, — кивнул Клевцов. — А как же. Иначе не стоит городить огород.
— Сдать на вахтенного механика? — спросил инженер-лейтенант Бестенюк. — Ты представляешь, Виктор, что это значит?
— Представляю маленько.
Виктор пояснил, что до призыва, на флот он плавал на волжских пароходах учеником масленщика.
— Сравнил божий дар с яичницей, — возмутился Бебс. — Масленщики были приставлены к древним паровым машинам, а у нас хотя и не новые, но всё же турбины и водотрубные котлы с рабочим давлением двадцать один килограмм на квадратный сантиметр. Короче, если ты решил всерьез, придется научиться обслуживанию механизмов на каждом боевом посту, потом дублировать старшин котельной и машинной вахт. Осилишь — пойдет разговор о дальнейшем.
— Добро, — согласился Клевцов.
Чеголин с Пекочинским переглянулись. В самом деле блажь: по доброй воле идти на выучку к матросам. И Бебс тоже недоумевал:
— Зачем тебе это?
— Могу объяснить. В первом котельном вахта называется комсомольско-молодёжной, а трюмный Богданов в неё не входит. Почему?
— Богданов — разгильдяй и пьяница, сердито сказал Тирешкин. — Мы тут посоветовались и решили не включать.
— Как тогда понять внеочередной отпуск с выездом на родину?
— Видите, товарищ командир, воскликнул Макар Платонович. — Так и знал. Это не пройдет мимо политотдела.
— Слушай такую вещь. Отпуск он заслужил.
— Остался на своем посту в отсеке, который заполнился паром, — уточнил Клевцов. — A комсомольцы у вас до сих пор спорят, виноваты ли те, кто выскочил наверх, или у них не было другого выхода.
— Против зачетов не возражаю, сказал Выра, хотя без особого энтузиазма.
Год 1942-й. Будешь горьким — расплюют
Перевязочная хирургического отделения имела оттенок флотской щеголеватости. Петр Осотин с первого взгляда узнал на стенах дорогой риполин, белоснежный лак на смеси древесного и льняного масел. Эмаль и клеёнка на мебели, блестящий линолеум на полу — всё было под стать риполину, кроме веселого доктора в пегом халате с засученными по локоть рукавами.
— Показывай, с чем явился?
Петр стоял перед ним в бязевых казенных кальсонах со штрипками, пока сестра отдирала коллодиеву повязку.
— Так. Проникающее ранение в грудную клетку.
— Достал, гад, коротким уколом, — объяснил Осотин, разомкнув стиснутые зубы.
