Наконец, устройство и принцип действия каждого узла изучены на чертежах и в натуре, собраны и разобраны на макетах, знакомы так, хоть действуй с завязанными глазами. Боец привыкает к оружию, и оно представляется уже обыкновенной техникой. Все запреты и предупреждения выучены на зубок, но техника работает безотказно, и некоторые из пунктов инструкций уже кажутся лишними, так сказать «поправкой на дурака». А люди не любят считать себя дураками. В особенности те, к кому это больше всего относится.
Очень жаль, но на горький опыт здесь мало надежды. Гораздо чаще бывает, что воспользоваться таким опытом просто не успевают, а свидетели чрезвычайного происшествия по крохам и косвенным обстоятельствам только лишь догадываются, как и по какой причине оно произошло. Потом, ясное дело, издается приказ, где суть изложена коротко, а основной упор — на оргвыводы, на степень причастности или виновности действующих лиц. Приказ, конечно, воспитывает, но выводы запоминаются крепче, если сделаешь их сам. Пожалуй, здесь важнее всего потрясение. Именно оно помогает убедиться в том, что незаряженное ружье тоже иногда стреляет. Тот, кто не верит в это, ещё не специалист, какие бы экзамены ни сдал.
Лейтенанты Чеголин и Пекочинский после допуска к самостоятельному управлению своими подразделениями командовали всем вооружением «Торока». Чеголин, кроме того, заведовал стрелковым арсеналом, который, кроме карабинов и автоматов, умещался в железном ящике и располагался в каюте под письменным столом. Офицеры и сверхсрочники при заступлении в наряд получали у Чеголина пистолет и патроны под расписку.
Сменившись с дежурства, минёр заявился в каюту, извлек из кобуры пистолет с запасной обоймой и небрежно швырнул их приятелю.
— Это тебе не игрушка, — нахмурился тот. — Сдай оружие, как положено.
— Подумаешь, формалист, — фыркнул минёр, но в всё же, нажав на защелку, извлек из рукоятки вторую обойму. — Патроны сосчитаешь сам!
Латунные цилиндрики с сухими щелчками выскакивали из-под пружинки: один, второй, третий… Но Чеголин не успел вылущить их до конца. Пекочка взвел ударник пустого пистолета и, отведя дуло в сторону, нажал спусковой крючок. Выстрел грянул резко и враз оглушил. По лицу минёра медленно разливалась синева. Из ствола курился дымок. В переборке, за которой находилась каюта доктора, возникла круглая дырочка.
— Слушай такую вещь, кто там стрелял?
Будничный голос из командирской каюты заставил Чеголина очнуться. Требовалось выручать товарища, если это было ещё возможно.
— Дверью хлопнуло, — соврал он на ходу, рванувшись к доктору.
У Мочалова в гостях сидел его коллега, тоже старший лейтенант медицинской службы. Роман хладнокровно бинтовал гостю левую руку чуть выше локтя.
— Что? Ранен?
— Пустяки, — махнул рукой доктор. — Царапнуло рикошетом.
Беглый осмотр места происшествия показал, что шальная пуля, пробив тонкую переборку, угодила в металлическую трубу каркаса подвесной койки. Труба, на счастье, была изготовлена из стали с огромным запасом прочности. На ней осталась лишь вмятина, а расплющенная оболочка пули нашлась на палубе.
— Приглашаем в ресторан, — обрадовался Чеголин. — За нами столик.
— Мудрая и справедливая мысль, — согласились старшие лейтенанты, сочтя инцидент исчерпанным.
А Пекочинский стоял в той же позе. Минёр превратился в собственный памятник. На гипсовом лице жили только глаза.
— Положи пистолет, — сказал Чеголин. — потом почистишь.
— П-послушай, — сказал приятель, постепенно обретая дар речи. — А ты не трогал его? Почему патрон оказался в стволе?
— Что, сдурел? — удивился Чеголин. — Подумай лучше о том, кто из нас формалист?..
Для взаимных упреков не было времени. Пистолет занял свою ячейку в железном ящике. Над щеколдой поверх контрольного замка легла свежая пластилиновая печать. Через пять минут отверстие в переборке было зашпаклевано хлебным мякишем и аккуратно замазано масляной краской.
— А был ли мальчик? Может, мальчика и не было? — повеселел Пекочинский и взялся за «Айвенго». Он вообще был человеком основательным и за Вальтера Скотта принялся не случайно. Во-первых, этот писатель был самым любимым у Карла Маркса, во-вторых. Нил Олегович читал роман в подлиннике, с помощью словаря и зубрёжки одолевая языковой барьер. Но не успел осилить и абзаца, как в дверь постучали и на пороге возник помощник начальника политотдела по комсомолу лейтенант Клевцов.
