– Сэр, мне действительно пора вас покинуть, но…
– Да, я знаю. Не стану вас задерживать. Но скажите по крайней мере одну вещь. Любопытство буквально снедает меня. Итак, давайте посмотрим… Например, что будет с Советами после войны?
Замявшись, Штефан закрыл рюкзак и произнес:
– Премьер-министр, мне очень жаль, но я должен сообщить вам, что Советы станут даже могущественнее Британии и будут соперничать лишь с Соединенными Штатами.
Впервые за все это время Черчилль выглядел удивленным.
– Неужели их порочная система действительно способна добиться экономического успеха и изобилия?
– Нет-нет. С точки зрения экономики их система потерпит крах. Но они достигнут значительной военной мощи. Советы начнут безжалостно внедрять милитаристское сознание в свое общество и устранять диссидентов. Их концентрационные лагеря смогут потягаться с теми, что сейчас у нас в Третьем рейхе.
Лицо премьер-министра оставалось непроницаемым, но он не смог скрыть промелькнувшей в глазах тревоги.
– И все же на данный момент они наши союзники.
– Так точно, сэр. И без них вам, вероятно, не удастся выиграть войну с Рейхом.
– О… Войну мы непременно выиграем, – уверенно заявил Черчилль. – Просто не так быстро. Говорят, политики – плохие партнеры, но ставшие союзниками из-за войны – самые неприятные.
Штефану уже пора было прощаться.
Они обменялись рукопожатиями.
– Ваш институт превратят в груду камней, в щепки, в прах, – пообещал премьер-министр. – Даю вам честное слово.
– Этого мне вполне достаточно, – ответил Штефан.
Он залез под рубашку и три раза нажал на кнопку, активировав связь с воротами времени. И в то же мгновение оказался в институте в Берлине. Выйдя из похожих на бочонок ворот, Штефан подошел к панели управления. С момента его отправления в бомбоубежище под Лондоном прошло ровно одиннадцать минут.
Плечо по-прежнему болезненно пульсировало, правда, боль не усиливалась. Штефан устало опустился на стул оператора, чтобы немного передохнуть.
Затем с помощью цифр, рассчитанных на компьютере в 1989 году, он запрограммировал ворота для последнего путешествия. На этот раз он должен был отправиться на пять дней вперед, прибыв в одиннадцать вечера 21 марта в другое бомбоубежище, подземный бункер, но уже не в Лондоне, а в своем родном Берлине.
Когда ворота были готовы, Штефан вошел внутрь. Он и на этот раз не взял с собой оружия. Правда, сейчас он не стал брать и шеститомную «Историю Второй мировой войны» Черчилля.
Когда Штефан достиг точки перехода внутри ворот, он снова почувствовал противное покалывание во всем теле, которое через кожу проникало в плоть буквально до мозга костей, а затем обратно – из костей в плоть и кожу.
Лишенную окон подземную комнату, в которой оказался Штефан, освещала лишь настольная лампа на письменном столе в углу и минуту-другую электрические разряды, сопровождавшие появление Штефана. И в этом призрачном свете перед Штефаном предстал Гитлер.
20
Одна минута.
Лора с Крисом вжались в «бьюик». Не меняя положения, Лора посмотрела сперва на юг, где – и она это точно знала – оставался еще один человек, затем – на север, где, как она подозревала, прятались остальные противники.
Над пустыней повисла мертвая тишина. Ветер стих, все кругом замерло и перестало дышать. Солнце щедро делилось жаркими лучами с высохшей землей, и она светилась едва ли не ярче неба. Ослепительные небеса cлились с не менее ослепительной поверхностью пустыни, поглотив горизонт. И хотя температура воздуха не превышала восьмидесяти градусов по Фаренгейту, и кусты, и камни, и трава, и песок, казалось, образовали единый сплав со своим окружением.
Одна минута.
Ну конечно, до возвращения Штефана из 1944 года оставалась одна минута, а может, и меньше. Штефан непременно им поможет, и дело даже не в его «узи», а в том, что Штефан был ангелом-хранителем Лоры. Да, ее ангелом-хранителем. И хотя теперь она знала, откуда он родом, и понимала, что в нем не было ничего сверхъестественного, в некотором смысле он оставался для нее сверхчеловеком, способным творить чудеса.
На юге никакого движения.
На севере никакого движения.
