Мои Великие старухи - страница 102

Шрифт
Интервал

стр.


31 июля

Я, пожалуй, и в самом деле становлюсь «знаменитой». Концерты, телевидение, вечера… «Выхожу в люди» – а ведь это сделал Феликс, наполовину он, а вторая половина – я.

Стихи Татьяны Лещенко-Сухомлиной из моего архива

Он был усталый. Грустный. Злой.
Не друг, не брат и не любимый.
Но чем-то очень дорогой.
Такой, что мне хотелось мимо
Скользить, не подымая глаз,
Благоухать улыбкой зыбкой
И петь, в душе храня рассказ
О рыбаке с лукавой рыбкой,
Которая давала все,
Себя не отдавая жадно.
Вставало прошлое мое
При встрече с ним, всегда досадной.
И не простой и не седой —
Такой, какой должно бы было,
Я становилась молодой
И вспоминала, что забыла, —
Мои тончайшие духи,
И драгоценные гитары,
И то, что мы к другим глухи,
И то, что мы бываем стары…
И становилось все равно,
Что думал он о нашей встрече.
Но стыдно, нелегко, темно
Спускался вечер мне на плечи.
Воркута, 1950
Москва
Ночной, лиловый город
Нахмуренно притих…
Уж он давно не молод,
А смолоду был лих!
Потом он был уютным,
Разлапистым селом.
Потом – кроваво-смутным
Джугаем за углом.
Стоит он, ощетинясь
И злобу затаив.
Из кубов и из линий
Надменно некрасив.
Смотрю в ночные окна
И тени в них ловлю.
И мне противно очень, что я его люблю.
1979
Вьюга
За окном вьюга сугробы,
Да, ах сугробы намела.
За окном не верят в Бога,
И деревья, как метла.
За окном чернеет в поле —
Может, кто-то там замерз…
А кругом поля да воля,
Воля, вьюга на сто верст.
Чтоб застыли злые лужи,
Слез моих о нем вода,
Выйти в поле, в вьюгу, в стужу
И замерзнуть завсегда.
Мне не жалко. Мне не жалко.
Я все знаю наперед.
Я теперь, как в поле палка.
Но ведь боль моя пройдет.
Все пройдет… Но сердце гложет
Эта вьюга, эта мгла!
Бедный, бедный… Он не может Так любить, как я могла.
1946

До сих пор чувствую себя виноватым за то, что загруженный актуальными публикациями о героях перестройки, о «текущем моменте», я не написал о Татьяне Ивановне в журнале «Огонек». Все откладывал и откладывал… А она так мечтала об этой публикации! И тогда Т. И. придумала необычный ход: сочинила «воображаемое интервью», сама задавая себе вопросы от моего имени. Текст этого шутливого по форме и трагического по содержанию интервью сохранился в моем архиве.

Спустя почти тридцать лет привожу фрагменты разговора Татьяны Ивановны Лещенко-Сухомлиной с самой собой.

Воображаемое интервью

Если гора не идет к Магомету – Магомет идет к горе. Феликс Медведев сам сказал мне: «О вас надо писать», – и исчез, получив государственную премию. Сейчас он проходит через испытание славой. Выдержит ли он этот беспощадный экзамен? Гм… Приходится мне самой давать себе интервью.

Итак:

Ф.: Татьяна Ивановна, вас называют «знатоком русского романса». Какую роль играла музыка в вашей жизни?

Т. И.: Главную. Могла бы сказать: «Моя жизнь прошла под музыку». Первое в жизни воспоминание – музыка. Мать – великолепная пианистка. Отец играл на скрипке и на гитаре. Оба пели. И бабушка. И я сама пела с детства. Музыка – и еще ветер.

Ф.: Почему ветер?

Т. И.: Главные события жизни для меня всегда связаны с ветром. Объявление войны 14-го года: дул шквальный ветер, обрывал листья, во все стороны летели брызги фонтана в нашем саду в усадьбе отца в Пятигорске. Революция 17-го года: страшная метель в Москве. Ночью ветер завывал в печке дортуара Екатерининского института, где я училась. Ураганный теплый ветер в лагере заключенных в Воркуте в день объявления смерти Сталина, снежные вихри, но ветер, несущий с собой весну. И надежды…

Ф.: Где же прошло ваше детство?

Т. И. – Мы с моим братом Юрием – близнецы, но очень разные, родились в Чернигове. Трехмесячных нас увезли в Петербург. Потом – Москва. Отец был агроном, мать пианистка. Трудовая интеллигенция.

Ф.: А ваш брат-близнец?

Т. И.: Юра был несравненно умнее, талантливее меня. Он был храбрый и сильный, очень серьезный. Часами сидел за роялем. Читал в 12–13 лет Шопенгауэра, Локка… В 18-м году в Пятигорске – мы той осенью не вернулись в Москву, – когда белые наступали на Минеральные Воды, Юра записался в Красный Отряд Боевой Молодежи. Тогда комсомола еще не было. Юра был за Ленина. Наши родители не были революционерами, но, как почти вся интеллигенция в то время, были против царизма. Юра в январе 19-го года ушел сражаться с белыми и в ту же ночь был убит под станцией Скачки близ Пятигорска. Много лет я не могла говорить о гибели Юры, произнести этого не могла. В бумагах отца сохранились об этом документы от Красной Армии. Я передала их в наш архивный фонд Сухомлиных в отдел рукописей Библиотеки имени Ленина.


стр.

Похожие книги