— Да все не так! — рявкнул Арцыбашев. — Почему у тебя российский пограничник — чурка какая-то? Абусалимов, что ли?
— Асланбеков. Так смешно же! Все же про бронетанковых бурятов сразу вспомнят!
— Ни хрена не смешно! Делай его Сидоровым, и чтобы проницательности побольше. Понял? Чтобы он сразу этого твоего Карамазова раскусил!
— Но тогда же его через границу не пропустят!
— А ты сделай, чтобы пропустили! Но чтобы бдительный лейтенант Сидоров тут же позвонил в Москву и сообщил, куда следует!
Поплавский схватился за голову.
— А как же тогда финальный взрыв?
Арцыбашев отечески потрепал его по плечу.
— А вот это, старик, самое главное. Взрыв должен быть — это красиво, это зрителю понравится. Но имей в виду — Кремль нам никто взорвать не позволит. И потом, у тебя в сценарии вообще непонятно, как бомба, заложенная в Перуне, может стереть с лица земли весь Мордор, как твой Жирдяслав обещает…
— Жирослав.
— Да по хрен. Вот как ты сам это понимаешь?
Поплавский потянулся к папке, достал из нее листок с какими-то диаграммами.
— В статую была заложена «грязная бомба». Изготовить такую нашим соседям вполне по силам — радиоактивных веществ в их распоряжении сколько угодно, приезжай в Чернобыль да греби лопатой. А смысл грязной бомбы — в том, чтобы рассеять как можно больше радиоактивной пыли, сделав зараженную местность непригодной для жизни…
— И кто это поймет из того, что здесь написано? — Арцыбашев снова ткнул пальцем в папку. — А вот если сделать так: взрыв происходит только в воображении этого твоего Жиробаса — или, лучше, его представляет себе Егор, а в действительности бомбу уже давно обезвредили наши доблестные эфэсбэшники, и Перун просто разваливается на куски. Волхва арестовывают, но он успевает раскусить ампулу с ядом, вшитую в десну. Вот это будет история.
— Слушай, Женя, — сказал Поплавский, — ты, конечно, продюсер, царь и бог, и слово твое — закон, но то, что ты предлагаешь, это набор штампов из советских фильмов. Я так работать не могу.
— Ну, — сказал Арцыбашев с видимым облегчением, — раз так, тогда забирай эту хренотень и иди придумывай новый вариант. И чтобы без всяких этих Асланбеков и Мухоморов. Ясно?
— Ясно, — уныло вздохнул Поплавский. Он допил коньяк, собрал бумаги в папку, на которой красным маркером было выведено «Операция «Гнев Перуна»», и поплелся к выходу из огромного кабинета Арцыбашева.
— И вот еще что, — окликнул его Арцыбашев, когда сценарист уже взялся за ручку двери.
Поплавский оглянулся. Хозяин кабинета стоял у стены, в которую был вмонтирован небольшой электрокамин.
— Насчет того, что я тут царь и мое слово закон — это ты понимаешь правильно, — сказал Арцыбашев. — А вот насчет бога ошибаешься. Бог у нас один. Мне это ребята из HBO давно объяснили.
Он протянул руки к трепещущему пламени электрокамина.
— Владыка Света, согрей нас и защити, ибо ночь темна и полна ужасов.
Павел Виноградов, Татьяна Минасян.
Кондрат Оглашающий
Места и впрямь были чудесные. Михаил пружинисто шагал по притихшему сентябрьскому лесу, всей грудью вдыхая вкусный сыроватый воздух, взглядом выхватывая среди палой листвы то коричневую шляпку степенного боровика, то многоэтажную конструкцию из опят, то лукавую лисичку.
Он был рад, что прибыл в эти места не по воздуху, а на машине, ощущая сопротивление дороги, радуясь мелькающим пейзажам. И кроме свидания с не уничтоженной еще дикой природой, ничего он больше от поездки в тверскую глубинку не ждал. Дело было глухим. Если бы не родня и дружки Муромцева…
Местные предупреждали, что озеро возникнет перед ним неожиданно. Несмотря на это, Михаил чуть не вскрикнул от изумления, когда в глаза его плеснул прозрачный свет, словно драгоценная безделушка космической владычицы упала с небес и тихо лежала среди дебрей. Озеро было, как светлое блюдо среди оцепеневшего темного леса. Его зеленоватую амальгаму не искажала ни единая морщинка. Как будто так было всегда: белесые призраки берез, хмурые сосны, траурные ели и — вечно спокойная водяная гладь.
Здесь было так тихо… Слишком тихо. И тишина эта спустя какое-то время становилась тревожной. Михаил вспомнил рассказы о туристах, среди ночи срывавшихся тут из лагеря из-за беспричинного ужаса. Он пожал плечами — не раз был в «аномальных» местах и видел еще не такое. «Разберемся», — с привычной полицейской уверенностью подумал он.
