— «А по бокам-то все косточки русские…» — пробормотал Коля, снял очки и утер скупую мужскую слезу.
Они еще немного выпили, потом немного протрезвели и отправились представляться начальству.
— Выше голову! В «Гудке» работали Ильф и Петров, — напомнил Саша приунывшему Коле.
— Плохо кончили.
— Почему?
— Обоих выгнали.
— Не знал, — удивился Саша. — И тоже за пьянку?
— Что значит «тоже»? Типун тебе на язык! Мы будем себя хорошо вести!
— Ты в «Труде» это говорил, — напомнил Саша. — А все-таки! Нет, мне просто интересно! Чего должны были натворить два одесских еврея, чтобы их выперли из этой синагоги?..
— Думай о хорошем, — посоветовал Коля. — А то накаркаешь. Не слыхал о поэте-долгожителе Саше Красном? Я у него интервью брал по молодости. Он служил в «Гудке», когда нас с тобой еще и в проекте не было — и до сих пор живой!
— Тоже еврей, наверное…
— Естественно! Погоди, а ты-то с каких пор стал антисемитом? Случайно увидел себя в зеркале?
— Да меня тут опять вежливо просили стучать в Контору Глубокого Бурения… — бросил Саша небрежно. — Решили зайти с козырей: сказали, все наши туда стучат, потому что их иначе в Израиль не выпустят. Я говорю: ребята, да нафиг мне тот Израиль?.. А потом взял полбанки, хер к носу прикинул — ведь не врут, гады. И этот стучит, и тот постукивает… В глаза мне глядит, а сам — сука. Обидно.
— Да и бог с ними, — отмахнулся Коля. — Я-то грешным делом подумал, что ты сам себе больше не нравишься. Это опасный симптом.
— А я и правда хреново выгляжу, — Саша вдруг резко погрустнел. — Возраст, блин, возраст… Пропили мы свою молодость.
Коля посмотрел на друга и честно ответил:
— Лучше меня, старик. Лучше меня.
Через месяц к Коле вернулась жена, и все пошло как по маслу, разве что наш герой совсем забросил русскую классику. Время от времени он уходил к соседу за очередным томом «Истории СССР», уединялся с книгой на кухне, немного выпивал и потом тихонько рыдал в ночи.
Все эти тома оказались про одно и то же: Коля, у которого прабабушка была какой-то фрейлиной, а прадедушка каким-то советником, глядел за окно и видел там вместо Москвы златоглавой одни кромешные, мать их, Мневники.
Спасибо хоть гудок не гудел под утро, созывая работяг — чай, не тридцать седьмой год, — а то бы Коля, наверное, вторя ему, выл спросонья от тоски.
Ему гудка и на работе хватало. Гудели там, чего уж.
Тем не менее в печатном органе советских железнодорожников друзья продержались целый год. А потом во время очередной поездки «за материалом» их сняли с поезда. Вроде бы пустяки, дело житейское — подумаешь, нажрались столичные журналисты, — но тут Коля совершенно пренебрег условностями.
Его подвело пресловутое мастерство, которое не пропивается. Коля умел располагать к себе людей и глубоко погружаться в тему. За год он пропитался железнодорожной тематикой насквозь и попутно намотал на ус немереное число профессиональных легенд и баек. Особенно Колю увлекла идея «что будет, если на полном ходу бросить лом в унитаз». Прямо-таки засела у него в голове — и упорно всплывала, стоило лишь немного выпить под стук вагонных колес.
Психолог сказал бы, что Коля устал работать на железную дорогу и бессознательно стремится разделаться с ней. Верный Саша говорил просто: старик, не сходи с ума. Но тут они хряпнули чуть больше обычного, и Саша то ли потерял бдительность, то ли сдался под напором коллеги. Ну действительно — отчего бы двум благородным донам не бросить лом в унитаз? Даже если жертв и разрушений не получится, все равно смешно. Будет, о чем рассказать в Москве… Увы, поездная бригада не оценила юмора, а натурально перепугалась, когда Коля с настырностью, достойной лучшего применения, начал стучаться в тепловоз за ломом, а Саша невозмутимо фиксировал происходящее на пленку. Решили, что обоих накрыл алкогольный психоз.
На самом деле их обуял дух противоречия. Коля ехал в командировку, имея помимо официального задания секретный наказ: следить, чтобы Слонимский не керосинил. Ибо вечно поддатый фотокорреспондент позорит редакцию, и чаша терпения вот-вот переполнится. А от Саши тоже по секрету потребовали обеспечить, чтобы Коля не квасил. Потому что… Ну, вы поняли.
