— Жена — щедрая мать-печь. Дает тепло дому, уют семье, жар для готовки. Кочерга же — символ мужа, коему дано раскочегарить печь. Друг без друга им — беда, тоска и холод, вместе же — союз добра и счастья…
Со смешками ученицы-ведуницы собрались к столу, и каждая принялась лопать сладенькое под наставления гуры:
— Ешьте, ешьте! Радуйтесь, это дары князя. И домой берите… Полюшка, обеспечь нашим подругам пакеты в путь-дорожку… Мы теперь — единый круг, дщери богинь; все счастье будет наше… Кто снова в капище придет — та больше узнает и больше получит от княжьих щедрот… Ваша судьба — радоваться каждый час. Забота и печаль — забудьте навсегда эти слова!.. С каждым сеансом замужество ближе, богатство с благоденствием… Чувствуете, как вас мана наполняет? Вместе, хором!..
— Да-а-а!
— А теперь на палас! Ложитесь, кому как душа велит, валяйтесь смело. Пока во чреве сладкое осядет, я поведаю вам мудрость Вед.
Валяние — тоже обряд, служенье неге. И Поля на паласе леживала, знала его силу. Как ни вались, часовой стрелкой ляжешь — головой к сидящей в центре гуре, а ногами к краю. Получается веер из тел. Геометрический сектор — гура в позе Будды, перед ней полукруг очарованных лиц, над нею в полутьме лик князя. Когда сыта, расслаблена, слова сами в душу льются, в сердце остаются.
— …а кто из новозваных пожелает к нам вернуться — дверь всегда открыта! Мы рады подругам с любовью. Нет! Тут не школа, рук не поднимать! Все должно идти от сердца, изнутри. После, как будем до новых встреч расставаться, подойдите к Полюшке, шепните ей на ушко: «Я приду». Она и скажет время для сеанса.
Светка, мягко растолкав других бедрами и плечами, легла ровно посередке, аккурат напротив гуры. Потом тихо выползла червем вперед других, чтоб оказаться ближе к проповедующей Алале. Эта движуха Поле как-то не понравилась. Для начинающей слишком уж драйва много.
Летний вечер долог. За окнами в лучах заката заалело, а затем померкло дальнее заречье с белым городом мечты. Прощались-целовались, брали пироженки с печеньками в хрустящих крафт-пакетах. Те, кто пришел впервые, улучали минутку прошмыгнуть к Поле, узнать день-час и незаметно отдать деньги.
Даже сквозь толчею близ гуры было видно, как Светка пробилась к Алале и что-то говорила, по-особому изогнув спину. Точно так же она подъезжала к менеджеру в магазине, чтобы добиться от него поблажек.
К Поле Светка подошла последней.
— Ну, чумовая секта!..
— Тише, — одернула шепотом Поля, краем глаза наблюдая, далеко ли гура. Нерон, сидевший у подола, вскинул морду и как бы вздохнул с грустью. — Ты это слово позабудь! У нас сестринство перед богинями.
— Короче, я приду. Держи бабки. Ты остаешься или как?
— Мне тут прибраться надо.
— Давай вместе?.. Сейчас хозяйку спрошу.
«Ох ты, все тебе сразу!» — Поля возмутилась про себя, но чутье подсказывало — Алала разрешит Светке остаться. Допустить такую перемену в лофте не хотелось, надо авторитет включить…
«…пока он есть», — екнуло сердце.
— Даже не думай. Это со второго курса. Я — поверенная, мне дозволено.
— У-у, жалко. Ты мне тот девайс покажи, который органик-продукты делает…
— Тсс, молчи! — Тут Поля струхнула. Не хватало еще, чтоб утечка информации дошла до Алалея. — Это после, если удостоишься.
— Вообще классно, я в отпаде. Что ж ты меня раньше сюда не привела?.. Однако выжалась я, как лимон, похлеще, чем на жестком шейпинге. Иду — ноги заплетаются, в глазах мутится, в висках ломит. Но ка-а-а-айф!.. Гура — правильная тетка, тонко понимает нас и мужиков. Надо поучиться…
— Ладно, давай, иди. Дома увидимся. Часа через два буду.
— А выспишься? Завтра в шесть вставать.
— Главное, ты выспись.
По себе Поля знала, каково новой после первой пляски. Ощущение такое, будто на голову обруч надет или тесно натянута невидимая шапка. И это при легкости в ногах и теле. А снов ночью после хоровода не бывает — проваливаешься в подушку, словно в пропасть, где черно и пусто. Голова полая, как выпитая чашка. Только потом, на второй-третий день, сны возвращаются — боязливо, на цыпочках, в испуге озирая изнутри свое жилище, где похозяйничали то ли воры, то ли ураган.