В душе заворочались обида и злость.
— Ты не сердись, — проговорил дядька Ринат мягко. — Я просто хочу разобраться. Понимаешь, вы вроде такие гордые, свободные русичи, а при этом без ритуала и молитвы шага не ступите… Ладно, замяли пока… Рассказывай, где у вас тут Запретный Лес и грибные места, куда ходить можно, а куда нельзя…
Но Мирко уже расстроился, и говорить ему вовсе не хотелось.
Так что за оставшееся время, пока чужак не устал и не попросился обратно, они обменялись лишь парой слов.
Ближе к закату, когда народ вернулся с работы, собралось деревенское вече.
Зазвенело било, повешенное на огромной ели у входа в капище, и народ принялся выходить из домов.
— Захвати дружка своего, — велела Мирко тетка Светлана, и мальчишка ощутил, что краснеет: и так с вечера сверстники дразнят «чужаковым другом», а теперь еще и она! — Разговор о нем пойдет.
Дядька Ринат, услышав, что его на вече зовут, хмыкнул, но с лежанки поднялся. Захватил палку, и они пошли, точнее, потащились, и немудрено, что явились к капищу последними.
Под Триглавом кучкой собрались волхвы, в середине, как положено, сам Огнеяр с белой бородищей и в бобровой шапке, рядом наставник и лекарь, и кузнец со зверознатцем. Чуть подальше встали старики и мужики, за ними женщины, ну а детворе место в задних рядах, все равно говорить им пред ликом богов никто не даст, не доросли еще.
— Иди сюда, чужак! — прогромыхал Огнеяр, сверкая глазами, и от голоса его Мирко вздрогнул: что-то крылось в этих словах опасное, холодное и злое, точно затаившаяся под корягой гадюка.
Дядька Ринат усмехнулся как ни в чем не бывало, потрепал мальчишку по волосам и двинулся вперед, через толпу. Ну а Мирко остался на месте, топчась и ежась.
— Ну вот, — начал Огнеяр с любимой присказки, — теперь, перед ликом русичей… Поведай нам, что ты за человек и что забыл в наших краях.
— Имя мое вы уже знаете, — чужак пожал плечами. — Путешественник я. Походник. Хожу по лесам в одиночку.
— Да ну? — Седые брови Огнеяра поднялись, волхв-лекарь дернул себя за бороду. — Зачем же?
— Для удовольствия.
Судя по лицам, волхвы дядьке Ринату не верили, да шепотки гуляли по рядам недовольные, раздраженные. «Лжец», — бурчали женщины. «Шпион», — бормотали мужчины, и последнего слова Мирко не слышал никогда, зато хорошо знал, кто такие крестоносцы и атеисты, которых вспоминали тоже.
Как и то, что, если один из них попадет к русичам, его надо принести в жертву богам…
Но ведь у дядьки Рината нет рогов и волчьих зубов, и даже креста!
— А по крови кто будешь? — спросил Огнеяр, и собравшиеся на вече люди дружно замолчали, даже дышать вроде бы перестали.
— Татарин.
Верховный волхв не изменился в лице, зато физиономии волхва-наставника и кузнеца перекосило от отвращения, а женщины забормотали, поминая Великого Рода и Перуна, от врагов обороняющего.
— Не нашей крови, — проскрипел Здравобор. — Хотя это и по роже видно.
— Что же не вашей? — сказал чужак очень спокойно. — Ведь ты мне рану зашивал. Неужели твоя кровь не так красна, как та, что осталась на бинтах и на твоих руках?
— Мне их пришлось вымыть! — Ноздри волхва-лекаря раздулись, глаза выпучились, лицо побагровело; Мирко никогда его таким не видел. — И я искуплю грех пред богами! Ты же…
— Тихо! — прогремел Огнеяр, и Здравобор смолк, даже младенец на руках у одной из женщин перестал пищать.
Только дядька Ринат не послушался.
— Что за комедию вы тут устроили?! — спросил он раздраженно, глядя прямо в лицо верховного волхва. — Забились в глухой лес, играете в древних язычников, головы детям дурите всякими богами и арийскими ведами? А сами-то с остальным миром не порвали! Вы же…
— Тихо, — повторил верховный волхв, на этот раз негромко, только это прозвучало намного страшнее, так что Мирко задрожал, ему захотелось убежать, закрыть глаза и уши, не видеть, не слышать.
— Ты чужак, и ты не будешь посягать на то, как мы живем, хотя бы из чувства благодарности, — продолжил Огнеяр, и слова эти породили в капище многоголосое эхо, словно Макошь, Даждьбог, Ярило и остальные повторяли его речь деревянными ртами. — Или ты забыл, что, если бы не мы, ты бы уже умер, и никто бы не узнал, где твоя могила?
