Если бы «Опыты» были, как сообщал в предисловии их автор, только книгой о Монтене, то и тогда они представляли бы один из интереснейших человеческих документов по полноте и правдивости изображения такой своеобразной фигуры, как Монтень. Но в действительности «Опыты» далеко вышли за пределы этой любопытной, но все же частной темы. Непрестанно следя за собой и изучая себя, сравнивая результаты этого микроскопического самоанализа с наблюдениями над окружающими людьми, над происходящими событиями, Монтень пришел к ряду выводов общего порядка, сделавших его «Опыты» книгой о человеке нового нарождавшегося буржуазного общества и поколения Монтеня, в частности. И особую ценность придает «Опытам» этот анализ человеческой природы, раскрываемой им совершенно по-новому. Чтобы оградить себя и свою книгу от костра и преследований, Монтеню часто приходилось прибегать к эзоповской манере и излагать свои мысли приглушенно, в противоречивой, нередко парадоксальной форме [882]. Не подлежит сомнению, что «Опыты» характеризуются широким и разносторонним охватом окружавшей Монтеня социальной действительности и сугубо критическим подходом к изображаемым явлениям. «Опыты» оказались насыщенными широким общественным содержанием, они оказались вольнодумным и вольнолюбивым произведением, в котором его автор ведет упорную и неустанную борьбу с важнейшими устоями феодально-церковной идеологии.
В этой борьбе Монтень, как сказано, применил и ввел совершенно новое оружие. Этим оружием явилась его скептическая философия, его так называемый пирронизм, получивший обобщающее выражение в известной формуле que sçais-je? (что знаю я?) Монтеня, встречающего вопросом и сомнением всякий предмет мысли. Философским воззрениям Монтеня в настоящем издании посвящена особая статья. Поэтому, не вдаваясь здесь в анализ философских позиций Монтеня, укажем лишь, что скептицизм Монтеня оказался поставленным на службу совершенно определенным целям.
Внимательно вчитываясь в «Опыты», мы убеждаемся, что скептицизм выступает в них не как гносеологическое учение, а как особый прием критики, острием своим направленный прежде всего против догматизма средневекового мировоззрения, против религиозного фанатизма и мракобесия. Скептицизм Монтеня носит характер своеобразной формы общественного протеста. Монтень тем самым предстает во многих отношениях одним из видных предшественников философии французского буржуазного просвещения XVIII в. (см. ниже, стр. 456, 462 и др.).
Монтень отстаивает скептицизм, с тем чтобы иметь возможность все поставить под сомнение. При решении такого острого для его времени вопроса, как вопрос о взаимоотношении разума и «откровения», знания и веры, Монтень использовал свое скептическое оружие. Ополчаясь не против разума вообще, а против разума, поставленного на службу теологии, он доказывал неспособность человеческого разума проникнуть в сферу религии и несостоятельность всех попыток рационального обоснования сверхъестественного религиозного «откровения». Догматы религии недоказуемы с помощью разума. Поэтому разум, освобожденный от связи с верой, должен пользоваться свободой и независимостью в земных человеческих делах (ср. с аргументацией Омер Талона, стр. 427). Монтень ясно разграничивал, области знания и веры. Он раскрепощал, таким образом, философию, которая получала теперь возможность обратиться к проблемам научного познания мира. Скептицизм, как видим, служил Монтеню для подрыва основ всякой теологии. Этими же положениями скептицизма определялась позиция Монтеня по отношению к традиционным верованиям. Внутренне Монтень был сторонником полной свободы совести, но вовне он требовал подчинения официальной государственной религии и не признавал индивидуальных отклонений от нее. Все эти сверхэмпирические вопросы — как доказывал Монтень в самой обширной главе «Опытов» «Апологии Раймунда Себундского» (кн. II, гл. XII) — недоступны компетенции человеческого разума и в них следует руководствоваться обычаем, тем, что принято большинством, иначе общественное спокойствие будет нарушено, как это показывает пример происходящих во Франции гражданских войн. Таким образом, государственный интерес, забота о сохранении государства, о прекращении гражданских войн, а не стимулы религиозного характера побуждали Монтеня внешне придерживаться официальной католической религии. Но подлинное отношение Монтеня к церкви лучше всего характеризуется его неустанной борьбой против господства теологии над умами людей. Весьма показательным в этом отношении является его непримиримо отрицательное отношение к ведовским процессам и колдовству вообще, в которые верили многие выдающиеся умы XVI в. и продолжали еще верить в XVII столетии. Борясь с верой в колдовство, Монтень выступал по очень актуальному для его современников вопросу. Он ополчался против обильного потока специальной литературы, созданной писателями — демонологами.
