Но Монтеню не удалось осуществить свое желание и приехать в Париж к воцарению там Генриха IV. Состояние здоровья Монтеня, с сорокалетнего возраста страдавшего каменной болезнью, непрерывно ухудшалось. Однако он продолжал исправлять и дополнять свои «Опыты» для нового издания, которого ему не суждено было увидеть. 13 сентября 1592 г. Монтень умер, не достигнув шестидесяти лет. В молодости Монтенем, по его описанию, сильно владел страх смерти и мысль о смерти всегда занимала его. Но надвинувшуюся смерть Монтень принял так же мужественно, как и его друг Ла Боэси.
Обращает на себя внимание язык и форма изложения «Опытов». Как правило, языком ученых произведений, и в частности философских, был во времена Монтеня латинский. Монтень порывает с этой традицией, нарушенной уже до него Рамусом, и при писании «Опытов» обращается к живому, повседневному французскому языку, нередко пользуясь даже народными, провинциальными терминами. Монтень решительно заявляет, что предпочитает пользоваться образным языком парижского рынка, чем закорузлым >{4} языком ученых. «Поиски новых выражений и малоизвестных слов, — говорит он, — происходят от ребяческого тщеславия педантов. Почему я не могу пользоваться той же речью, какою пользуются на парижском рынке» [878]. Это придает языку «Опытов» поразительную силу, непринужденность и свежесть. Монтеня меньше всего можно было бы назвать пуристом в языке. «Слова должны служить и повиноваться мне, — пишет Монтень, — и если французское слово не годится в данном случае, то пусть его место займет гасконское» [879]. Монтень удивительно точно сам определил свою писательскую манеру: «Речь, которую я люблю, — сообщает он в первой книге „Опытов“, — это бесхитростная, простая речь, такая же на бумаге, как на устах… Она не должна быть ни речью педанта, ни речью монаха, ни речью сутяги, но скорее солдатскою речью» [880]. Таково литературное оформление «Опытов».
В предпосланном «Опытам» обращении к читателю Монтень заявляет, что он писал свою книгу, не ища славы и не для того, чтобы принести какую-нибудь пользу читателям, а предназначал ее для своих родных и друзей, чтобы после его смерти, которая уже не за горами, — они могли по ней восстановить его облик, его характер. Он сам, — говорит Монтень, — тема своей книги, написанной без всяких прикрас, безыскусственно.
Приведенные слова Монтеня, по-видимому, выражали его умонастроение в какой-то момент писания «Опытов», но они не раскрывали перед читателем предназначения книги. Начать с того, что Монтень явно рассчитывал на некий более обширный круг читателей, чем кучка близких и родных. В самом деле, для своих родных и друзей не печатают книги о себе в типографии и не переиздают ее с тщательными изменениями и дополнениями, вносимыми на протяжении двух десятилетий. В действительности замысел Монтеня был значительно сложнее и несомненно подвергся изменениям в течение двадцатилетней творческой истории «Опытов». И «Опыты» заняты отнюдь не одним их автором, хотя описание характера Монтеня, его привычек, настроений, раздумий и пр. занимают в «Опытах» исключительно большое место. «Что за странная фантазия, — восклицает в одном месте Монтень, — многие вещи, о которых я не хотел бы говорить отдельному человеку, я их сообщаю публике; и разузнать о моих самых сокровенных мыслях и настроениях я отсылаю своих преданнейших друзей в книжную лавку» [881].
И действительно, чего-чего только мы не узнаем о Монтене в этой книжной лавке! Можно было бы заполнить множество страниц описанием разных привычек Монтеня, его душевного склада, его мыслей и чувств. Монтень, который, по его словам, пристальнейшим образом следит за собой, у которого глаза непрестанно направлены на себя, уделяет этой стороне дела огромное внимание. Такого тонкого и точного самоанализа, самонаблюдения не найти ни у одного из предшествующих авторов. Монтень словно применил открытый примерно ко времени составления «Опытов» микроскоп к душевным явлениям и увидел целый, до того неизвестный, мир психических переживаний. Иные страницы «Опытов» точно написаны каким-нибудь тонким романистом и психологом XIX или XX в.
