— Нет, не могло. — Вновь сама гордость глянула на него. — Никто не собирается вас преследовать. Я проверила. А главное, прежде чем вернуться, я отправила подробный письменный отчет в вымпеле для донесений. Ты считаешь, что дочь Макса Абрамса не знает, как поступают в таких случаях?
— Но… Послушай, ведь шансы на спасение у нас были ничтожны. Надо быть сумасшедшей, чтобы…
Она улыбнулась:
— Я выше оценила твои шансы, Доминик. Я уже достаточно хорошо знаю тебя. А теперь вы оба ляжете в постель и будете освобождаться от воздействия радиации.
Но тут силы покинули ее. Прислонившись к переборке, она спрятала лицо в ладонях, тело ее содрогалось от рыданий.
— Прости меня, я не должна была так поступить. Знаю, ты презираешь меня. Я… я нарушила приказ — а еще дочь флотского! Но я никогда не умела выполнять приказы…
Он привлек ее к себе.
— Ладно, — сказал он и для большей убедительности добавил: — Я и сам никогда не умел!
Осень в Верхней Сьерре наступает рано. Когда, покончив с делом Кернкросса и со всем, что за этим последовало, Флэндри прилетел сюда, на северо-запад Америки, дни стояли уже холодные, а ночи — морозные. Он приобрел хижину и несколько гектаров земли. Бэннер осталась на Терре; вначале ее с пристрастием допрашивали в Службе разведки, затем в гражданских службах Гермесского герцогства, пока наконец не подтвердилось, что она вне подозрений.
Наконец он решился позвонить и пригласить ее провести у него отпуск. Она согласилась.
Утром, выйдя из хижины, они отправились на экскурсию. Чайвз пошел в другую сторону, обещав к обеду форель. Воздух был кристально чист. Пар от дыхания смешивался с холодным воздухом, пахнущим хвоей. Темные сосны перемежались золотистыми осинами, листья их дрожали и шелестели. Жидкий лесок справа кончился. Между стволами и сучьями показался каньон. На другой его стороне, примерно в километре, высилась скала, вершина которой уже была покрыта снегом. На небе — ни облачка, солнце неправдоподобно яркое. Пролетел ястреб, крылья его светились на солнце.
Глядя прямо перед собой, Бэннер сказала:
— Мы вчера не поговорили о политике и вообще ни о чем!
— У нас ведь было чем заняться, правда? Но к ней вернулась обычная серьезность:
— Так какова же ситуация? Никаких интересных новостей до меня не доходило!
— Интересных новостей, похоже, и нет. Император ведь не станет публиковать сообщение о том, что мы с тобой проделали. Да это и чревато — создает опасный прецедент. Конечно, нельзя совершенно утаить тот факт, что замышлялся переворот, — но его можно как бы не заметить, сделать вид, что он не заслуживает серьезного внимания, и вытеснить его из сферы повышенного интереса другими, более захватывающими сообщениями.
Она сжала его руку:
— А тебе известны такие сообщения? Он кивнул:
— Я, конечно, не должен говорить об этом, но ты умеешь держать язык за зубами; ни с кем другим я делиться бы не стал. А главное — ты заслужила право знать все, что тебя может интересовать.
— Что же все-таки произошло?
— Не углубляясь в детали, можно сказать, что заговор разлетелся вдребезги. Одни сдались добровольно, перейдя на сторону Империи, и ограничились легким наказанием, а то и просто легкой трепкой. Другие улетели — то ли растворились где-то на Гермесе, то ли образовали новые поселения в разных частях Империи, то ли вовсе покинули ее.
— А Кернкросс?
— Вот это неизвестно. — Флэндри пожал плечами. — Прости, что не могу точно ответить на твой вопрос. Но в жизни ведь столько белых пятен! Известно только, что его спидстер охотился за нами, когда мы вышибли из-под него базу на луне. Предполагают, что он успел спрыгнуть. Так или иначе, наведя справки, я понял, что люди на борту его корабля не пожелали иметь командиром человека вне закона, неудачника, планы которого провалились. Возможно, они взбунтовались, покинули его и рассеялись кто куда…
В общем, это неважно. В худшем случае верх одержат какие-нибудь мерсейцы или варвары, захватив этого энергичного офицера, и он до конца своих дней будет страдать от одиночества и отчаяния. А вот что действительно важно — пришел конец ему и его козням. И нам удалось предотвратить войну. Повернув голову, она взглянула на него:
