Он отпил, затянулся сигаретой и ощутил легкую приятность того и другого.
— Пожалуй, сегодня я предпочел бы уклониться от назидательных речей, — сказал он. — Я тратил сотни часов, когда не было срочных дел, на чтение и размышления; разговаривал с историками, психоаналитиками, философами. Ни у кого из современных трезвых мыслителей нет убедительных аргументов по этому поводу. А все дело в том, что нам с вами довелось жить в кризисную эпоху Империи, в эпоху междуцарствия, в промежутке между фазами принципата и домината.
— По-моему, вы начинаете мыслить абстракциями, — сказала Бэннер.
Флэндри улыбнулся:
— Поэтому покончим с этой темой. А Чайвз накроет на стол. Она покачала головой. Легкие тени пролегли у нее вокруг скул и у рта.
— Нет, пожалуйста, не надо так, Доминик… адмирал. Не такая уж я невежда. Мне известно о коррупции и о злоупотреблениях властью, не говоря уже о гражданских войнах и обычной глупости. Отец имел обыкновение произносить магическое заклинание при известии о чем-нибудь особенно тревожном. Но всегда он приучал меня к мысли о несовершенстве человеческой природы и о том, что наш долг — не прекращать попыток…
Он никак не прореагировал на то, что она назвала его по имени, но сердце его дрогнуло…
— Я полагаю, это правильно, но не всегда возможно, — мрачно заметил он. — Еще совсем мальчишкой я стал на сторону мерзавца Джосипа в его борьбе с Мак-Кормаком — помните восстание Мак-Кормака? Из них двоих он был более достойным, в этом нет никакого сомнения. Но Джосип был законным императором, а законность — это опора и оправдание правителя. А как иначе — вопреки жестокости, вымогательствам, непростительным ошибкам, которые они так часто совершают, — как иначе власти добиться хотя бы верности? Если правитель — не слуга закона, значит, он в лучшем случае временщик, в худшем — узурпатор.
…Это именно то, что мы имеем сегодня. Самая большая вина Ханса Молитора в том, что он восстановил прежние институты власти, а поскольку я помог ему, то это и моя вина. Но мы опоздали. Все уже были вконец развращены, ни в ком не осталось веры. Ныне уже невозможно управлять с помощью Закона — только с помощью силы. Страх делает правителей все более агрессивными, неудовлетворенность порождает новые амбиции… — Хлопнув по столу рукой, он воскликнул: — Нет, не нравится мне этот разговор! Неужели нельзя побеседовать о чем-нибудь более веселом? Расскажите уж лучше о похоронных ритуалах Рамну!
Она дотронулась рукой до его руки:
— Еще одно слово, только одно — и станет ясно, можем ли мы покончить с этой темой. Вы правы: отца никогда не покидала надежда. А вы — вы уже отказались от нее?
— О нет, — сказал он с улыбкой и, по-видимому, искренне. — Малоразвитые расы живучи. При умелом руководстве они способны создать новую процветающую цивилизацию. Особенно многообещающим выглядит синтез культур. Возьмем, к примеру, Авалон.
— Я имела в виду нас, — настойчиво сказала она. — Наших детей и внуков.
Ты собираешься иметь детей, Бэннер?
— Их тоже, — сказал Флэндри. — Просто я не питаю особого оптимизма в отношении нашего с вами времени. Однако все еще может сложиться не так уж трагично. Да мало ли хотя бы того, что все мыслящие существа проживут свои годы счастливо? Достичь этого, правда, будет нелегко.
— Именно поэтому вы занимаетесь тем, чем занимаетесь, — тихо сказала она. Глаза ее смотрели на него не отрываясь.
— И вы, моя дорогая. И добрый старый Чайвз. — Он погасил сигарету. — А теперь, когда вы получили ответ на свой единственный вопрос, — наступила моя очередь. Я тоже хочу побеседовать кое о чем, если можно, более тривиальном. Или включим музыку и потанцуем? Иначе я опять с энтузиазмом погружусь в обсуждение нашего с вами предназначения!
Благодаря огромной силе тяжести, препятствующей образованию значительных возвышенностей, и вследствие наличия большого количества воды извне на Рамну сравнительно мало суши. И все же ее примерно в двадцать раз больше, чем на всей Терре, а некоторые континенты можно сравнить по размеру с евразийским. На Рамну множество островов.
Уцелевшие луны — то, что осталось от них, — имеют все еще значительные массы: Дирис, например, — 1,69 массы Луны; Тиглайя — 4,45; Элавли — 6,86, что почти равно Ганимеду. Но только первая из этих лун влияет на приливы, причем приливы эти незначительные, хотя и неожиданно резкие. Притяжение Нику ощущается более сильно. Океаны здесь не такие соленые, как на Терре, а течения гораздо слабее.
