Драгойка стояла рядом с Флэндри у тотема на носу, совершая благодарственный обряд. Языческая религия жителей Курсовиков была куда примитивней, чем те, что существовали «а древней Терре, — тигранский разум уступал человеческому в стремлении постичь первопричину вещей — зато ритуалам придавалось большое значение. Команда, за исключением вахтенных, спала — они были одни. Ее мех сверкал серебром, глаза походили на светящиеся колодцы.
— Нам скорее следует благодарить тебя, — мягко сказала она. — Я занимаю высокий пост среди Сестер. Сестры все узнают и будут помнить.
— Да ладно. — Флэндри в смущении зашаркал ногами.
— Но разве ты не подвергал себя опасности? Ведь ты объяснял мне, как мало силы осталось в этих коробочках, поддерживающих твою жизнь. А сам потратил эту силу, чтобы взлететь.
— Ну, насос можно качать и вручную, если надо.
— Я приставлю к тебе команду, которая будет это делать.
— Не нужно. Теперь я смогу использовать ширавские энергоранцы. У меня в сумке есть инструменты, чтобы их приспособить.
— Хорошо. — Она взглянула на палубу, где чередовались свет и тень. — А тот, кого ты обезоружил… — задумчиво сказала она.
— Ну уж нет, сударыня, — твердо сказал Флэндри. — Его ты не получишь. Он единственный из них, кто остался в живых. Надо сберечь его в целости и сохранности.
— Я просто подумала, не допросить ли его, какие у них планы. Я немного знаю их язык. Мы выучились ему за многие века от пленных и парламентеров. Особого вреда, думаю, от этого не будет.
— Мои начальники в Хайпорте лучше с этим справятся.
— Как скажешь, — вздохнула Драгойка, прислонившись к нему. — Я и раньше встречала терран, но ты первый, кого я узнала так близко. — Она вильнула хвостом. — Ты мне нравишься.
Флэндри проглотил слюну.
— Ты… ты мне тоже нравишься.
— Ты дерешься, как мужчина, а мыслишь, как женщина. Это нечто новое. Даже на далеких южных островах… — Она обняла его за пояс. Ее мех был теплым и шелковистым. Кто-то говорил ему, что, если дышать неразбавленным воздухом, тигране пахнут, как свежее сено. — Мне хотелось бы побыть с тобой.
— Э-э-э… м-м-м. — Что ей сказать?
— Жаль, что ты должен носить этот шлем. Мне хочется узнать вкус твоих губ. А в остальном мы с тобой не так уж по-разному созданы. Пойдем в мою каюту?
Флэндри испытал мгновенное искушение. Ответ стоил ему большого труда. Дело было не в прочитанных ему лекциях о недопустимости оскорбления туземных нравов, не в принципе и, уж конечно, не в разборчивости. Несхожесть Драгойки с человеком, если уж на то пошло, придавала ей еще больше пикантности. Но кто ее знает, что она будет делать в момент близости, и потом…
— Мне глубоко жаль, — сказал он. — Я бы очень хотел этого, но должен соблюдать… (как это называется?) — обет.
Она не обиделась и не слишком удивилась. Ей приходилось иметь дело с различными культурами.
— Жаль. Ну что ж, в кубрик ты найдешь дорогу. Спокойной ночи. — Она, мягко ступая, пошла на корму, приостановившись, чтобы захватить Ферока.
…И потом, эти клыки…
Когда лорд Хауксберг прибыл в Хайпорт, адмирал Энрикес и офицеры высшего ранга дали официальный прием в честь высокого гостя и его свиты, как полагалось по протоколу. Хауксберг перед отбытием должен был дать ответный прием. Это были заведомо скучные мероприятия. Однако в промежутке лорд приглашал многих офицеров на неформальные вечера. Проявляя себя там умным и любезным хозяином, он гасил раздражение, которое неизбежно вызывал, приставая с расспросами к заработавшимся людям и отвлекая и без того скудный личный состав на свою охрану.
— И все-таки не понимаю, зачем ты там понадобился, — жаловался Ян ван Зюйль, лежа на койке. — Какой-то паршивый мичман.
— Ты сам мичман, мой мальчик, — ответил Флэндри от гардероба. Он в последний раз одернул голубой мундир, натянул белые перчатки и поправил ракетные двигатели своего отличия на плечах.
— Да, но не паршивый.
— Я ж герой, забыл, что ли?
— Я тоже герой. Мы все герои. — Ван Зюйль оглядел их убогую комнатушку, которую даже живые картинки с девочками мало украшали. — Поцелуй за меня Этуаль.
— Ты полагаешь, что она там будет? — Пульс у Флэндри заколотился.
