Табита так стиснула черенок трубки, что он сломался, и даже не заметила, что чашечка упала, разбросав пепел и угли.
— Нет.
Аринниан с неожиданной для себя смелостью стал перед ней и взглянул ей в глаза:
— Он значит для тебя больше, чем твой мир?
— Закогти меня Бог, если я стану так его использовать.
— Если он столь благороден, что даже в мыслях не злоупотребит твоим доверием, чего тебе бояться?
— Я не собираюсь уступать ему в том, что касается чести.
— Какая может быть честь у этого ублюдка? — хмыкнул Драун.
Она перевела взгляд на него и потянулась к столику, на котором лежал нож.
— Ну ладно, ладно, — пробормотал тот, отступая.
Все трое испытали облегчение, когда последовавшая за этим тишина прервалась. Кто-то начал колотить в дверь. Аринниан, стоявший ближе всех, открыл. Это был Рошфор, приведший лошадь и зирраука. Он нервно дышал, и кровь отхлынула от его смуглого лица.
— Еще не пора, — сказал ему Аринниан.
— Эйат… — начал тот.
— Что? — Аринниан схватил его за плечи. — Где она?
— Не знаю. Мы… ехали верхом и разговаривали. И вдруг она закричала. О Господи, у меня не идет из головы этот крик. Потом взмахнула крыльями, взвилась и исчезла за вершинами деревьев, не успел я и рта раскрыть. Я подождал и…
Подошедшая Табита хотела оттолкнуть Аринниана, но, видя, как его пальцы впились в плечи Рошфора, остановилась.
— Фил, — сказала она тихо. — Дорогой, подумай. Она, должно быть, услышала что-то ужасное. Что это было?
— Не представляю. — Терранин морщился от хватки Аринниана, но не пытался вырваться. — Она спрашивала меня… ну, про то, как воюют в космосе. Про то, что я сам испытал. Я и рассказал ей про свой последний бой перед нашей вынужденной посадкой. Ты помнишь. Я тебе тоже рассказывал.
— Может, я о чем-то не спросила?
— Ну да, в общем, я сказал ей, что рассмотрел рисунок на авалонском катере, а она спросила, какой он был.
— И какой же?
— Я сказал какой. А что, не надо было?
— Какой был рисунок?
— Три золотые звезды, расположенные по гиперболе.
Аринниан отпустил Рошфора и ударил его кулаком в лицо.
Рошфор покачнулся и свалился на пол. Аринниан вытащил нож и… сдержал себя. Растерянный Рошфор сел, изо рта у него текла кровь. Табита опустилась на колени рядом с ним, сама едва владея собой.
— Ты не мог этого знать, дорогой. Ты сообщил ей о том, что ее возлюбленный погиб.
К ночи поднялся ветер. В небе клубились рваные черно-синие тучи, освещенные горбатым серпом несущейся среди них Морганы. В просветах порой мигали звезды. Внизу во тьме бил о берег прибой, а вверху во тьме стонали деревья. Холод вынудил людей одеться как следует. Табита с Рошфором шли по дюнам.
— Ну где же она? — хрипло спрашивал он.
— Наедине с собой.
— В такую погоду, которая, того и гляди, станет еще хуже? Слушай, пусть ее ищет Холм, мы могли хотя бы…
— Они сами о себе позаботятся. — Табита плотнее запахнулась в плащ. — Не думаю, чтобы Крис взаправду надеялся найти ее — разве что она сама захочет, чтобы ее нашли, а это сомнительно. Просто ему надо что-то делать. И главное — расстаться с нами хоть ненадолго. Ее горе — это его горе. Ифриане всегда переживают самое острое горе наедине.
— Святые угодники! Ничего себе кашу я заварил!
Он маячил рядом высокой тенью. Она протянула руку в темноте, ухватившись за реальность его руки.
— Повторяю тебе — ты не мог этого знать. И лучше ей было услышать это вот так, чем терзаться еще много недель или месяцев, не погиб ли он еще более страшной смертью. Теперь она знает, что он ушел сразу, не успев даже почувствовать этого, только что одержав победу над доблестным врагом. И ведь не ты убил его. Его убила наша ракета. Или, скажем лучше, война — все равно что лавина или молния.
— Грязная война, — прохрипел он. — Неужто мы ею еще не насытились?
Она в приступе ярости отпустила его руку.
— Твоя драгоценная Империя может прекратить ее в любой момент, сам знаешь.
— Она уже кончилась бы, если бы не Авалон. Какой смысл тянуть? Вы только вынудите их начать бомбежку.
— Чтобы весь космос узнал, что такое Империя. Это дорого им обойдется впоследствии. — «О Фил, единственный мой!»
