В самом уголке правой створки ворот оказалась крохотная стальная дверца, высотой не более десяти метров и шириной метров шесть. «Хаммер» остановился перед ней, лейтенант выбрался наружу и прикурил погасшую сигару. Водитель достал сигарету из пачки.
— Можно? — я решил стрельнуть у него.
— What? — не понял меня сержант.
У меня вылетело из головы, что он мог не знать Русского. Для сна это была столь нехарактерная ситуация, что у меня мурашки пробежали по коже, несмотря на жару. Мне пришлось жестами показать водителю, чего я хочу. Он улыбнулся и протянул пачку «Мальборо». Я взял. Мы вместе прикурили от его зажигалки.
Время от времени я и раньше общался с иностранцами, язык которых не знал. Преодоление языкового барьера, в зависимости от обстоятельств, происходило либо с помощью улыбок и миролюбивых жестов, либо при помощи оружия и неприличных жестов. Сейчас был первый вариант, поэтому мы соревновались, кто шире растянет рот.
Не докурил я сигарету и на треть, как стальная дверь дрогнула и с легким гулом начала открываться. За ней оказалась непроницаемая темнота. Водитель стряхнул пепел и сел за руль, щурясь от дыма. Я вопросительно глянул на лейтенанта.
— Там можно курить?
— Сколько угодно! — ответил тот, усаживаясь следом за мной.
«Хаммер» заурчал мотором и с зажженными фарами въехал внутрь. Высоту потолка определить было невозможно, но, к моему удивлению, в коридоре вездеход едва протискивался, так было узко. Непонятно, зачем городить ворота такого размера, если внутрь ведет нора. В конце концов я списал это несоответствие на особенности собственного воображения. Во сне и не такая бредятина привидится.
Впереди забрезжил электрический свет, и я невольно вытянул шею. Дым от сигареты попал мне в глаз, заставив хорошенько проморгаться. Наконец по пологому пандусу мы въехали в то, что можно назвать гаражом, — огромное помещение, заставленное всевозможной техникой, как нашей, в смысле человеческой, так и чужой. Некоторых штуковин я раньше не видел, наверное, моя сонная фантазия теперь чем попало забивала пространство. Больше всего поразил металлический паук размером с овчарку, с легким плазмоганом на спине. Человеку там уместиться было не легче, чем в рейдере. Чужое железо я впервые видел так близко.
Водитель приткнул «Хаммер» на свободное место, и мы выбрались из машины. Лейтенант что-то по-английски сказал сержанту, тот козырнул и вскоре скрылся среди техники. Я отбросил окурок.
— А нам в другую сторону. — Хеберсон улыбнулся и пригласил меня вслед за собой.
Пройдя через гараж, мы вскоре оказались перед решетчатыми дверями лифта. Они раздвинулись в стороны, мы шагнули внутрь, и лейтенант нажал одну единственную красную кнопку. Лифт дрогнул, поползли вниз бетонные перекрытия. Мы поднялись на шесть или пять уровней, когда американец сказал:
— А теперь я вынужден вас покинуть. Дальше сами.
Лифт остановился, двери поползли в стороны.
— Подождите! Я тут заблужусь!
— Не беспокойтесь. Вас встретят прямо у лифта.
Что-то меня напрягло в его словах и в том, как он их произнес, нехорошее предчувствие возникло. Как ни странно, меня не успокоило даже то, что это всего лишь сон. Хеберсон махнул на прощание и скрылся за углом, двери стали на место, и лифт снова тронулся. Звуки были гулкими, эхо звонким и до нереальности отчетливым.
Я заметил, что постепенно, уровень за уровнем, становится все темнее. Это не прибавило мне положительных эмоций. Подчиняясь бредовой логике сна, я достал пистолет и перевел его на автоматический огонь. В темноте лучше бить очередью, больше шансов задеть цель хоть одной пулей. Говорят, что были в истории стрелки на звук, но мне их видеть что-то не приходилось. Из дробовика я бы и сам на звук пальнул не задумываясь, чего там — куча картечи. А вот пулей более чем сомнительно.
Наступила полная темнота, механизмы лифта продолжали гудеть, пол подрагивал под ногами. Вдруг громкий щелчок и остановка. Я услышал, как открываются двери. Приглядевшись, заметил, что темнота не полная — далеко впереди мерцает крохотная звездочка света. Но не успел я в нее вглядеться, как мне в глаза ударил тугой луч голубоватого света. Пришлось зажмуриться изо всех сил.
