Ивовые тени, почти уже успокоившиеся, вновь насторожились, принявшись заново ощупывать пришельца, и в умиротворенном воздухе пропела птица.
– Прошу меня извинить. – Прапорщик пожал плечами. – Со временем, возможно, я отвечу на многие вопросы. И сотворить мне захочется лишь то, что послужит делу победы наших армий. А еще, – взглянув на подпоручика, – я не из разведки.
– Как это? Тут прямо указано – сбор информации, анализ обстановки…
– Ввиду начала военных действий, при штабах созданы контрразведывательные отделы. Такой отдел отныне существует и в Восьмой армии, и именно к нему я и отношусь. Разведчику не обязательно знать всё про всех в нашей армии, гораздо важнее ему быть знакомым с офицерским составом противника и их планами. А я…
– Ясно. Вы – фискал, приставленный, чтобы отслеживать неблагонадежных.
– Я не жандарм, господин подполковник. Да и задача моя несколько иного свойства.
– Разве эти ваши отделы комплектуются не из жандармских служащих? Кем вы были до войны? Вернее, до создания таких отделов?
– До начала войны имел честь принадлежать к корпусу императорской пограничной стражи. Хотинская бригада. К жандармской службе, увы, касательств не имел.
– Отчего такое сожаление?
– Оттого, что в жандармском корпусе есть чему научиться. По их ведомству хватает умелых людей. Мы ведь к Министерству финансов относились. Бумаги, аудиты, всякие правовые коллизии, хотя и границу стерегли. А по досмотру и фискальным делам таможенная служба занималась. Так что зря вы так о жандармах. Работали вместе, видел их в деле.
– Ну-ну, голубчик, – пошел на попятную начштаба, – я не ставлю под сомнение качеств служащих в жандармском управлении, лишь высказываю недоумение. Отчего служащий контрразведки – и вдруг к нам? Да будет известно, не так давно полк противостоял частям группы Кевеса и выдержал испытание с честью. Какие проверки бывают выше? Оборону нашу австрийцы прорвать, сколь ни старались, так и не смогли. На севере другие части армии продвинулись до Лемберга, – Львова, по-нашему… А то, что вы из пограничной стражи в действующую армию – это похвально.
– Заслуги ваши под сомнение в штабе не ставятся. Весьма надеюсь, что и вы не станете испытывать предубеждений против меня лично. А деятельность по роду занятий я бы хотел начать… – палец вновь прибывшего описал дугу, обводя по очереди всех офицеров и нижних чинов, отчего все они, так же по очереди, менялись в лицах, – да вот хотя бы с кухни! – остановил он жест на пустой миске, стоящей на столе. – Театр начинается с вешалки, а армия – с кухни.
– Гуляш! – рассмеявшись и простив известность своего потешного имени, сказал подпоручик. – У нас сегодня венгерский гуляш! Повар решил всех обратить в племя огнедышащих змиев.
– Да он с дороги голодный, ваше превосходительство! – так же весело отреагировали другие, словно голод как-то пояснял не самую приятную миссию прибывшего. И ивовые тени совсем успокоились.
– Ну, хорошо, – почувствовав, что обстановка разряжается, и что прапорщик – не какая-то штабная цаца, не мрачный зануда, щеголяющий причастностью к обществу рыцарей плаща и кинжала, подполковник подобрел, морщины разгладились на его лице. – Подайте обед. Да принесите из погребка кувшин вина. За знакомство. Думаю, поладим.
– Это вне всяких сомнений. Не исключено, что мое задание и ваша головная боль – одного и того же свойства.
– Откуда вам известно, о чем у нас тут голова болит?
– Говорю же – я из пограничной стражи. Сводки, реляции всякие читаю, сопоставляю, думаю…
– Ладно. Вы тут знакомьтесь пока, а я пойду, вздремну. К вечеру командир вернется, тогда всё обсудим.
Подполковник удалился, а перед прапорщиком возникла тарелка дымящегося венгерского гуляша, обильно присыпанного растертым любистком. Густой красный соус выдавал неумолимую острую суть блюда. Перца и других приправ повара не пожалели. Как известно, всё острое кровь разгоняет.
Вокруг собрались офицеры, – подпоручик Ку-ку, Мадам, звавшийся на самом деле Ильчевым Денисом, штабс-капитан Красноруцкий, поручик Стрельцов, ведавший бумажной частью штаба полка, и другой поручик – Невестин, из артиллеристов, относящийся к сорок восьмой артиллерийской бригаде. Вина подали ровно кувшин. Всем по чарке, а в продолжение пошел крепкий чай.
