И стол с померкшею лампадой,
И груда книг, и под окном
Кровать, покрытая ковром,
И вид в окно сквозь сумрак лунный,
И этот бледный полусвет,
И лорда Байрона портрет…
По дороге в Тригорское вам непременно захочется спуститься к «мельнице крылатой» на берегу неслышно текущей подо льдом Сороти. И долго еще вы будете разглядывать трогательные вещицы в доме хозяев Тригорского, семейства Осиповых-Вульф, нежных друзей, скрашивавших Александру Сергеевичу дни его михайловского заточения. А потом вы погрузитесь в суровую атмосферу имения Ганнибалов в Петровском, куда любил наезжать поэт и где ему являлась воочию славная история его рода, история Петра…
Всем своим строем, всей своей одухотворенной сутью музей-заповедник доказывает, что пришедший сюда по зову сердца может встретиться с Пушкиным.
Многое переменилось в здешних краях. Время унесло неповторимые крупицы пушкинского мира. Произошла и смена пород деревьев. Перерождаются и, к сожалению, высыхают чудесные воды Михайловского — озера Маленец, Кучане, темные парковые пруды. Процесс этот начался давно. Еще в 1834 году родители Пушкина, жившие тогда в Михайловском, сообщали дочери в Варшаву: «Озера наши и река скоро станут твердой землей». Иссякают питающие их родники, наносится ил, ползет ряска, распахиваются близлежащие пойменные луга. Сегодня с помощью псковских мелиораторов начинается реставрация мемориальные водоемов — сложная, кропотливая работа.
Хрупок заповедный уголок, занимающий 25 квадратных километров, нелегко уберечь его. И все же он вечен, ибо Михайловское для нас не только прошлое. И не только настоящее. Михайловское для нас — еще и будущее. Ап. Григорьев говорил, что Пушкин — это наше все. И впрямь — все!.. Вот почему места, причастные к судьбе его, для нас неисчерпаемы и бесконечны. Они многое готовы принять и вместить.
Немало претерпело на своем веку Михайловское. Вскоре после смерти Пушкина скромная обитель поэта дала временный приют его вдове и детям. Но дом был уже настолько ветхим, что жить в нем стало невозможно, и он окончательно опустел. Над камином в кабинете обосновалась сова. Она и сегодня прилетает каждую осень лунными ночами к дому, садится на конек кровли и громко плачет. Именно плачет, как писал еще Пушкин:
То был ли сон воображенья,
Иль плач совы…
Древние считали сову символом мудрости, вечности. Что ж, вечность Михайловского восторжествовала, хоть и не сразу. В конце прошлого века здесь жил сын поэта, Григорий Александрович. Уезжая, он посадил в память отца вяз посередине Зеленого круга. Было это в 1899 году, в год 100-летия со дня рождения Пушкина. Кольцо молодых лип сомкнулось на кругу уже в 1937 году, к 100-летию со дня его смерти.
На рубеже XX века Михайловское было наконец приобретено в государственную собственность. Там обосновалась колония литераторов. Но лишь постановление Совнаркома от 17 марта 1922 года открыло путь к созданию уникального музейно-заповедного комплекса. В Михайловском очистили пруды, построили мостики занялись аллеями, цветниками, садами, лугами. В возведенный на старом фундаменте Дом-музей поэта начали стекаться первые экспонаты. Многие из них были переданы потомками владельцев бывшего имения Осиповых-Вульф, бережно хранившими пушкинские реликвии.
Война помешала восстановительным работам. Фашисты не пощадили нашей святыни. Они разобрали на дрова домик няни, сожгли Михайловский музей, вывезли в Германию обстановку, личные вещи поэта, его близких. Они вырубали заповедные рощи, вырыли блиндаж под «дубом уединенным» в Тригорском, а в раскидистых его ветвях устроили наблюдательный пункт, изуродовали траншеями парки. Отступая, они начинили пушкинскую землю тоннами смерти и заложили чудовищной силы заряд под могилу поэта…
Следом за крестьянами, потянувшимися на родные пепелища, вместе с саперами пришел сюда весной 45-го рядовой минометного расчета Семен Степанович Гейченко. Пришел, чтобы вернуть жизнь разоренной пушкинской земле. И остался тут навсегда. В первые послеоктябрьские годы он учился в Петроградском университете, работал главным хранителем Петергофских дворцов, затем в Пушкинском доме (Институт русской литературы АН СССР). На фронте он был тяжело ранен, лишился руки и неоднократно еще рисковал жизнью рядом с саперами в Пушкинских Горах.
