— Вот это другое дело, — сказал Иван Гурьянович, — а то со мной сержантом-связистом и разговаривать бы не стали. — И он, надел наушники, стараясь установить телеграфную связь с минным тральщиком.
В первый раз Званцев использовал свое былое звание. Но осуждающий внутренний голос был заглушен возгласом радиста, установившего связь c идущим, не смотря на штормовую волну, к ним, минным тральщиком.
Он появился еще до рассвета, обменявшись гудками с круживщим всю ночь вокруг бродячей мины ледокольным кораблем с самым отважным рулевым Арктики капитаном дальнего плавания Ушаковым у штурвала.
Тральщик принял от него мину и спустя короткое время за кормой “Георгия Седова” раздался взрыв.
— И какое петушиное слово вы знали, Александр Петрович, что тральщик, как из под земли, вызвали? — спросил утром Кренкель, подойдя к стоящему на баке Званцеву.
— Я ему просто напомнил, что война вблизи мины не кончилась. Мог бы стихи прочитать:
“След войны по морю рыщет
Жертву жадно себе ищет.”
Но не понадобилось, подошедший кавторанг и прозу понимал.
— Пока мы с миной в шторм возились, Арктика на прощанье нам вход в Белое море перекрыла.
Действительно, буря стихла, оставив лишь волны, напоминавшие покатые холмы и впереди по курсу корабля, словно приблизившийся Серег, виднелась белая полоса ледяного поля.
Природа Севера, словно возмущенная дерзкой задержкой в ее водах корабля в столь позднее время, сковывала путь перед ним молодым льдом. Но судно, подойдя к преграде, как бы превратилось в грозного динозавра доисторических времен и заползало на образовавшийся лед и тысячетонной тушей продавливало его. Раздробленные льдины испуганно выскакивали из воды по его бортам, беспомощно оставаясь плавать за кормой. А корабль, мощно сокрушая преграду, пробивался к Белому морю.
— Ну как, Петрович? — спросил Эрнст Теодорович. — Небось, боязно было на два годика во льдах застрять вдали от прелестной феи, что вас провожала? Не то дождется, не то нет? Ведь столько времени без всякой связи друг с дружкой! А свято место не бывает пусто.
— Нет, почему же? Связь была.
— Это как же? Частные радиограммы по корабель- ному радио не передавались. Или вы нашего радиста Ивана Гурьяновича под удар поставили?
— Не его, а вас, Эрнест Теодорович.
— Меня? — удивился Кренкель. — Это каким же манером?
— Разве не вы председатель сообщества коротковолновиков? Они друг с другом через океаны связь устанавливают. А один из них постоянно к нам в салон капитана заходил. Вот я и попросил его.
— О чем просить можно, когда им разрешено только техническими терминами обмениваться?
— “29 гаек” технический термин? “Связь с корабля на такой-то северной широте” — допустимое сообщение?
— Нормальный разговор коротковолновиков.
— Вот ваш радиоасс, что в салоне привычно по столу азбуку Морзе выстукивал, передал московскому корреспонденту такой безобидный текст: “Накрути 29 гаек. Привет от Саши с корабля на 79-м градусе северной широты.”
— Я ничего не понял. Как же это до адресата “На деревне девушке” дошло?
— Так ведь слово “накрути” намекает на телефонный диск, а 29 гаек на нем наберут номер Б-9-41-69. Саша на корабле в северных широтах, разумеется, — я.
Кренкель расхохотался:
— Ну, ты даешь, фантаст! Шифрованную радио- грамму передать без обусловленного шифра! Ее же в Москве и не поняли!
— Прекрасно поняли и ответили: “ 29 гаек хорошо завернулись. Привет кораблю на 79-м градусе северной широты”. Что еще требуется? Смысл ясен.
— Ясен то ясен. Но хочу, чтобы тебе, когда мы из Баренцева моря через горловину в Белое войдем, ясно стало, что былые монастырские стены там другой цели служат.
— В Соловках политзаключенных содержат?
— За твои 29 гаек за премилую душу.
— Это мне не грозит. Меня в 37-м году соавтор засадить хотел. Жене предложение делал. Сорвалось.
— В 37-м женат был?
— Вторично.
— А теперь в 29-й раз закручиваешь? Что борода есть вижу, но не знал, что она синяя.
— Не у Синей бороды, а у спортсменов третья попытка последняя.
— Ну смотри. У нас в Арктике с этим делом строго.
— Буду, как в Арктике, Эрнест Теодорович.
— Руля так держать, как сказал бы Борис Ефимович. А чтобы ты ничего лишнего не подумал, приглашаю тебя с твоей феей…
