— Надеюсь, вы встретились?
— Беседа состоялась у него в номере в гостинице “Россия”. Я сказал ему:
— О вашем удивительном аппарате слух идет. Скажите, как вам это удалось?
— Изобрести или реализовать? — спросил он меня.
— Второе еще поразительнее. Ведь Эдисон говорил, что изобрести — это лишь 2 %, а 98 % — довести до дела, реализовать, распространить, получить выгоду. Или вы — волшебник?
— “Волшебник из деревни”, — усмехнулся в усы Гаврила Абрамович. — Вернее, из села. Был я сельским врачом, когда взбрело это мне это в голову во время обдумывания очередного хода в шахматной партии по переписке. В селе-то партнеров нет — учитель да милиционер. Я очень люблю лошадей, а лучший конь в колхозе сломал себе ногу. Я места себе найти не мог, узнав, что его на живодерню отправляют. Чуть не проиграл, записав ошибочный ход. Ладно, не успел на почту снести. Деревенским партнерам я по ладье вперед давал, а они меня и выручили, вернее коня о трех ногах, — говорил он обо всем этом, как о чем-то забавном.
— Выручили в шахматах? — удивлено переспросил я.
— Да нет! — по-хорошему рассмеялся профессор Илизаров. — Когда я вскрыл конверт с не отправленным письмом, то рядом с записью шахматного хода увидел свой эскиз приспособления из двух обручей, соединенных винтами. Ведь придумывание хода и изобретательство процессы схожие. Вот я, должно быть, раздумывая над ходом, непроизвольно рисовал приспособление для скрепления сломанной кости.
— Без всякого гипса? — удивился я.
— Вот именно! И я сразу побежал к председателю колхоза коня спасать. У него учитель с милиционером по делам сидели. При них я и выпалил свою идею.
— Они ж не медики!
— Да. Боюсь, не слишком меня поняли, но коня всем жалко, да и шахматы объединяют. Вот не медики меня и поддержали. Председатель на большинство голосов любил ссылаться, ну и согласился. Тут я с помощью местного кузнеца Михая потрудился, пока мой пациент на трех ногах прыгал. Потом с ассистентами фельдшером и колхозным конюхом операцию провели. Лошадь усыпили, костный перелом соединили и по обе его стороны на вбитых в здоровую кость гвоздях закрепили два обручи, крепко стянув их винтами. Так и оставили конягу досыпать. А он очнулся и к удивлению нашему на все четыре ноги встал. Лучше здоровой кости обручи с винтами, как в железном сапоге, ногу ему держали. И срослась у него нога скорее, чем загипсованная. Под нагрузкой кровообращение лучше оказалось. Вскоре сняли мы с него кузнечной работы аппарат.
— И что потом?
— Доложил я по медицинской инстанции, но никто мне не поверил, потому что хирургия самая консервативная отрасль медицины. Ведь ножом в тело больного вторгаются. А по Гиппократу “Не повреди!”.
— Но как же признали вас, профессором сделали?
Илизаров усмехнулся:
— Лишился я шахматного партнера. Выдвинули учителя в область очень высоко. И вытащил он меня в областной центр. Вот туда я вас приглашаю приехать, и все там покажу.
— А в Москве нельзя? — робко спросил я.
Профессор снова рассмеялся:
— Только в одной клинике областного подчинения МОНИКИ пошли мои аппараты, уже сверкающие никелем, а в соседних городских больницах — гипс…
— Не только интересно, старче, но и поучительно. Давай дальше, — требовал Костя.
— Я сошел с поезда в Кургане, — продолжал Званцев, — в одном из первых сибирских городов за Уралом.
Профессор Илизаров прислал на вокзал машину. Сам встретил меня на ступеньках подъезда нового многоэтажного здания своего института.
Мы шли операционно чистыми коридорами, поднимаясь с этажа на этаж. Двери в палаты перемежались просторными холлами с мягкой мебелью и телевизорами. В одном из них со столами для игры в пинг-понг он задержался, подошел к ближнему игроку и спросил:
“Ну, как? Проигрываешь?”
“Нет, Гаврила Абрамович, пока удалось выиграть”.
“Небось с ракеткой в левой руке несподручно?”
“Ну, что вы, профессор! Я, как вы наказали, в переломанной ее держу.”
“А ну покажи гостю.”
Игрок положил ракетку и засучил правый рукав пижамы.
Я увидел между локтем и кистью два сверкающих обруча, соединенных золотистыми анодированными винтами.
“Вот вчера привели его с поломанной рукой, мы и укрепили ее браслетами”.
