— Дай Бог, чтобы Бог дал!
— Так говорил Паустовский.
— Так все люди Земли скажут, за исключением негодяев, которые кое-где ими правят.
Три года печатал маленький “Искатель” большой роман “Фаэты”. Настала пора сдать рукопись редакторше, выделенной Максимовой.
Роман, уже напечатанный в “Искателе”, был признан удавшимся, и договор на него перезаключен по высшей ставке.
Узнав об этом, друг Званцева Юрко Тушкан изумился:
— Ну ты, колдун, Сашко! И не заплатил заинтересованным лицам “полагающиеся” шесть тысяч рублей?
Званцев возмущенно замотал головой.
Он по-прежнему обитал летом в чудесном Абрамцеве, гуляя со своим любимым псом боксером Бемсом.
В этот раз он не просто обдумывал очередной замысел, а шел с маленькой корзиночкой к знакомым садоводам за клубникой.
Укорачивая дорогу, он пошел через участок Гали Хенкиной, жены знакомого шахматного журналиста Виктора Хенкина. Она стояла на крыльце и пригласила писателя зайти.
Телевизор был включен. Шла передача “Очевидное — невероятное”, где ведущий Сергей Петрович Капица, сын знаменитого академика, пытался обосновать ортодоксальный вывод из очередной версии тунгусского взрыва 1908-го года.
— Вы только послушайте, что здесь говорится “у ковра науки”, — произнесла острая на язык юристка Галя Хенкина, и ахнула.
Дверь с веранды сама собой открылась, и в ней появился боксер Бемс, держа в зубах оставленную Званцевым на ступеньках крыльца корзиночку для ягод.
Званцев подчинился собачьему укору и, не досмотрев передачи, простился с хозяйкой, отправившись за клубникой.
А когда принес ягоды на дачу, Танюша протянула ему телеграмму от редакторши “Фаэтов”.
“Роман под ударом ученых. Срочно приезжайте”. Дальше — домашний адрес и подпись.
Званцев, помня былую реакцию ученых на его романы, в душе благодарил редакторшу за своевременный сигнал, тотчас помчался к ней в Москву, по случаю воскресного дня, по домашнему адресу.
Он нашел нужный дом в районе Зоопарка. В подъезде строгая тетя-дежурная долго расспрашивала к кому и зачем он идет, сообщив, наконец, что это кооперативный дом работников КГБ. Не задавая себе ненужных вопросов, он вошел в уютную, со вкусом отделанную квартиру.
— Я рада, что вы приехали ко мне. Вы единственный, кто может выручить меня. Я сварю вам кофе. Французский коньяк полувековой выдержки.
— Спасибо. Мне ничего не надо. Но что с вами случилось?
— Ах, не говорите. Меня посадят в тюрьму, а без меня ваш роман не выйдет.
— В тюрьму? Как это может быть?
— Это дом КГБ. Если я не заплачу очередной взнос их кооперативу, то… Вы понимаете?
— Признаться, нет.
— Это же КГБ! И этим все сказано!
— Но Берии давно нет!
— Ах, Боже мой! Когда это было, чтобы хрен слаще редьки был? Дайте мне шесть тысяч взаймы.
Званцев, невольно вспомнил Юрко Тушкана, говорившего о такой сумме, и сказал:
— Таких денег у меня с собой нет. Но три тысячи я вам дам.
— Ну, хотя бы! Давайте, давайте!
— Я вам выпишу именной чек, и вы завтра утром получите деньги в Сберкассе на Пушкинской улице, шестнадцать.
— Че-ек? — разочарованно протянула хозяйка неоплаченной квартиры. — А меня не посадят с ним?
— Что вы! Я никогда не рассчитываюсь наличными, а выписываю чек. И когда даю взаймы, то мне возвращают долг в эту же Сберкассу на мой счет.
— Как в банке, — вздохнула она.
— Как в банке, — подтвердил Званцев.
“Шесть тысяч! Что это совпадение? — размышлял он, покидая уютную квартиру в кооперативном доме работников КГБ.
На следующий день 3 000 рублей были сняты со счета Званцева, а через три месяца возвращены обратно.
Вскоре роман “Фаэты” вышел отдельной книгой и никаких протестов со стороны науки не вызвал.
Званцев считал, что выполнил завещание великого ученого.
