— Это обилие составных частей атома, казалось бы, совсем ненужных, ставит современную науку в тупик. Из подобного кризиса в конце прошлого века она с помощью Эйнштейна с трудом выбралась. Недаром, появилась забавная байка о том, как в далеком грядущем на Всегалактическом съезде разумных обитателей межзвездных миров один из маститых ученых того времени поднимет свои щупальца и телепатитчески произнесет: “Земля? Ах, это та планета, где жил Эйнштейн!”. Великие мыслители нашего времени, в частности, Владимир Ильич Ленин, видят неисчерпаемость электрона во Вселенной, которая бесконечна, не только вдаль и вширь, но и вглубь. Я сделал лишь первый робкий шаг, отталкиваясь от того, что Природа любит простоту. И я рискнул предположить, что существуют не двести с лишком элементарных частиц, а всего одна…
И снова шорох пробежал по скамьям снизу до самого потолка.
— Одна, но в разных состояниях. Я представил себе эту ПЕРВОЧАСТИЦУ, как два концентричных кольца, по которым движутся со световой скоростью электрические заряды противоположного знака. Как известно, кольцевой ток не излучает, количество зарядов на внешнем кольце на единицу больше, и если он отрицательный, то перед нами электрон. Если положительный, то — позитрон или протон. Обратите внимание на люстру под потолком. Два концентрических обруча с электрическими лампочками. Это наглядная модель Первочастицы. С помощью математического аппарата удалось показать все возможные комбинации устойчивых, взаимокомпенсированных кольцевых токов и создать периодическую систему элементарных частиц, подобную Менделеевской. И, что самое интересное, — это полное совпадение теоретических параметров с экспериментальными.
И Герловин, развернув принесенный рулон ватмана с изображением удивительной таблицы, показал, где расположены в ней классические частицы, а также множество новых, неизвестных, укладывающихся в соответствующие их параметрам пустые клетки, предсказывавшие открытие еще неизвестных частиц. Причем для вновь появляющихся, всегда находятся предназначенные им места.
— Звучит, как научная сказка. Но поддается проверке. Займусь этим незамедлительно, — тихо сказал Протодьяконов.
— Буду признателен, если сообщите мне ее результаты, — попросил Званцев.
— Тогда позвольте пригласить вас к себе, вместе с Герловиным. Мы побеседуем втроем о физике.
— С удовольствием, в особенности, если вы позволите мне захватить с собой старшего сына Олега Александровича. Он военный моряк, инженер и может быть полезным Илье Львовичу.
— Договорились. Уточняем когда — после лекции.
Герловина засыпали вопросами. Общее недоумение вызвал отказ научных печатных органов опубликовать работы Герловина.
— Я не хочу, чтобы первая публикация была за рубежом, скажем, в “Нейчер”, открытом для всего нового, непризнанного. Я помещаю статьи в "Докладах" Академии Наук, но только те, которые представлены академиками. В этот мой приезд, к счастью, удалось организовать научные семинары в двух академических институтах, имени Лебедеваа и в Черногрязке. Хочется надеяться, что после встречи здесь с вами и этих семинаров научные круги заинтересуются моими попытками вторгнуться в неизвестное.
— Беда в том, что это будет не ими сделано, — тихо заметил Протодьяконов.
Он оказался прав. Званцев, человек неравнодушный и увлекающийся, побывал на этих двух научных семинарах и даже принял участие в дискуссиях, стараясь развеять холод, с каким физики, не давшие никаких новых идей, принимали чужую идею, со стороны.
А довоенный знакомый Званцева по сверхпроводимости из Харькова Халатников опубликовал в газете статью против теории Герловина, якобы не отвечающей экспериментам, хотя полное совпадение теоретических выводов с опытами было в ее основе.
Квартира Протодьяконова помешалась в жилых корпусах нового высотного здания гостиницы “Украина”.
Придирчивая лифтерша в подъезде, как в кооперативном доме работников КГБ, въедливо допрашивала Званцева и сопровождавшего его молодого военного моряка, капитана второго ранга, к кому и зачем они идут, прежде, чем открыла лифт и указала этаж.
