И все же – какая-то часть меня встревожилась. Мне было неловко сидеть в залитой солнцем гостиной и смотреть на переливы персикового шелка леди Клары, когда в трех милях от нас люди спорили с бейлифами и умоляли не выселять их. Я знала, каково это – ничего не иметь. Знала, каково быть бездомным. Я гадала, что станут делать эти люди, те, у кого маленькие дети, с которыми их разлучат в работном доме. Там были молодые женщины и их мужья, которые потеряют дом и вынуждены будут спать врозь.
– Поеду в другую сторону, – неуверенно сказала я. – К Широкому Долу.
Она подняла руки и бережно разгладила щеки, словно убирала из-под глаз тонкую сеть морщин.
– Конечно, дорогая, – приветливо сказала она. – Если увидишь выселенных арендаторов, не приближайся к ним. У них может быть лихорадка, и настроены они, безусловно, будут не лучшим образом. Они, знаешь, были предупреждены о моих намерениях по справедливости. Мистер Бриггз сказал им за день.
Я кивнула, думая, что дня, наверное, недостаточно, если ты родился и вырос в доме и всю жизнь там прожил.
– Перри может с тобой поехать, – сказала она. – Позвони.
Я позвонила.
В Хейверинге все исполняли желания леди Клары.
Через час мы с Перри послушно ехали в сторону выгона позади поместья Хейверингов.
Тропа вилась сквозь рощицу берез, их похожие на сердечки листья трепетали в летнем воздухе. День стоял жаркий, густой папоротник благоухал сильно и сладко. Когда тропа вывела нас на холм, Перри натянул поводья, и мы оглянулись.
В деревне было неспокойно. Мы видели нескольких солдат, стоявших рядом с мистером Бриггзом в конце улицы, в то время как полдесятка мужчин деловито шли по одной ее стороне, срывая гниющие двери и топорами разрубая старые пыльные кровельные жерди. Перед ними шла по улице крупная ломовая лошадь, тянувшая большую телегу. Жители Хейверинга грузили на телегу свои пожитки, а стоявший на телеге человек помогал им. Я прищурилась от солнца, но мне не нужно было его разглядывать, чтобы понять, что это Уилл Тайяк.
– Кто это? – спросил Перри.
– Не знаю, – сказала я.
Я соврала даже прежде, чем задумалась, не соврать ли.
– Может быть, кто-то из работного дома.
– А, – невинным тоном произнес Перри, и мы еще постояли, молча наблюдая за происходившим.
Разрушители приблизились к еще одному дому, и тут возникла заминка. Мы стояли слишком далеко, чтобы что-то разглядеть, но я поняла, что кто-то внутри отказывался уходить.
Я пожала плечами. Земля была не моя, да и леди Клара, наверное, была в своем праве. Раз уж она не собиралась тратить деньги на то, чтобы приспособить дома для жизни, лучше было их снести. Арендаторам нужно было искать себе другое жилье. Причин, по которым леди Клара должна была отвечать за всех них, не было.
– Как думаешь, что там происходит? – спросил Перри. – Солнце такое яркое, я почти ничего не вижу.
Я прикрыла глаза рукой. Море беспокойно вздрогнул, почувствовав, как я шевельнулась в седле.
– Кто-то, по-моему, женщина, – сказала я.
Я различала фигурку, стоявшую в темном дверном проеме одной из лачуг. Я видела, как разрушители к ней бросились, как она схватилась за столб, подпиравший крытый соломой навес над крыльцом. Это была нелепая картина, как на комической литографии: один из разрушителей схватил ее за ноги, а она вцепилась в столб на крыльце своего дома.
Я захихикала, и Перри возле меня рассмеялся.
– Она сама обрушит дом, если не побережется, – заметил он.
Мы продолжали, улыбаясь, наблюдать, но веселья не вышло.
Уилл Тайяк быстро подбежал к ней и заставил разрушителя поставить ее на ноги. Он склонился над женщиной, и я увидела, какая она маленькая. Обняв ее за плечи, он повел ее к телеге. Следом за ней из дома выбежали трое детей, младший был еще младенец, его тащили старшие.
Уилл посадил их одного за другим на телегу, а потом пошел в дом за их вещами: кастрюлей, стулом, тарелками и постельным бельем. Совсем немного. Даже меньше, чем было у нас, когда мы жили в фургоне.
– Никакого развлечения, – с неожиданным отвращением сказал Перри.
– Да, – отозвалась я.
Во рту у меня было кисло, и я собиралась сплюнуть, но вспомнила, что леди не плюются.
