Ну, теперь мне косяком пошли письма. Расхватали — не берут. Надо, чтоб об этом как-нибудь невзначай узнал Кашин. Что-то он запоёт?
Милке дали роль тыквы. Той самой тыквы, которая потом превращается в карету. Из такой ерундовой роли сделали конфетку.
«Мила, ну-ка, радость моя. Давай! Роль маленькая, но важная. Стоп! Так ты можешь наигрывать для своей соседки тети Гули. Тете Гуле это должно понравиться. А я требую другого. Ты знаешь, что такое тыква?
Это здоровая баба, которая всю жизнь ничего не делала.
Я тыква!
Я дородная!!
Царица огородная!!!
Лежала на боку!!!
Мила, возмутись, как это такая здоровая баба могла лежать на боку! Как это можно всю жизнь лежать на боку. Каретой! Вот именно, каретой! Надо быть каретой, надо двигаться! Все по правде, но чуть сильнее! Мила! Ну давай! Настасья Филипповна, погромче, чтоб Милка пошире разевала рот. Поехали!»
После репетиции было собрание коллектива. На Игошину нажаловались учителя. Она действительно обнаглела. Уж столько двоек нахватать надо умудриться. Игорь Александрович сказал, что хотя бы она его пожалела, потому что все шишки валятся на него. Еще он сказал, что если она будет продолжать хватать двойки, то придется снять её с роли, а это нанесет ущерб нам всем.
Потом выступали другие и ругали Нинку за легкомыслие и за то, что она только и думает о мальчишках. Нинка поклялась, что больше не будет получать двойки и думать о мальчишках.
Был вечер, посвященный Советской Армии. Выступал генерал, потом мы читали стихи. Все было бы хорошо, если б я не забыла текст. А я забыла. Сбежала со сцены и весь вечер пряталась от Зинаиды.
Потом были танцы. Все наши сбились в один угол. Я танцевала с Золотовым, с Начинкиным, с Кашиным и со всеми нашими. Милка тоже. Зося потом сказала, что все девчонки из нашего класса лопались от зависти — как-никак и Володька, и Мишка, и Алик Никифоров ребята взрослые. Я вот только думаю — почему они больше любят девчонок из кружка, чем из своего класса? Наверное, потому, что в кружке мы все сплотились по дружбе, а не потому, что нас столкнули в кучу по необходимости.
Потом мы все вместе шли домой. Меня провожал Кашин. Сказал, что я сегодня очень хорошо выгляжу.
Воскресенье. Что-то становится похоже на весну. Настроение тоже весеннее. Скоро, скоро весна. И в природе и в людях чувствуется смутное ожидание. Вечером мы с Милкой пошли и больницу к Крючку. Она вроде бы уже ничего. Я начинаю её любить. Наверное, потому, что чувствую — я ей нужна. И поэтому она мне тоже.
Позже был Кашин. Кашин — Кашин. Когда мы прощались, он задержал мою руку. Вот и все. Называет меня «Сухова», даже не Маша, а Сухова… Я для него только Сухова!
Был кружок. Ничего необыкновенного не было. Репетировали начало и первый акт. Полный прогон. Заглянули в зал две нянечки и хохотали как сумасшедшие. Игорь Александрович сказал, что надо подумать об оформлении.
Нинка Игошина мне надоела. Ей после того собрания очень хочется доказать всем, что она не двоечница. Она показала мне свою тетрадку по литературе. Там у нее одни пятерки, и она очень хотела, чтоб это увидели все. Поэтому она попросила меня якобы отобрать у неё эту тетрадку, а потом поднять визг. Тогда все, конечно, налетят и станут смотреть, что я там такое схватила, и, конечно, увидят, что это тетрадка Нинки Игошиной со сплошными пятерками. Смех! Я отказалась. Мне надоел ее мелкий авантюризм. Я ей так и сказала. Она разревелась, и все стали ее утешать, а на меня покосились. Только Игорь Александрович подмигнул, потому что, по-моему, ему она тоже надоела со своими штучками. И что это такое: стоит человеку заплакать, как все начинают его жалеть, не выяснив, прав он или виноват. Я бы, может, тоже заплакала, но у меня нет слез.
Крючок вышла в школу. Она совсем другая, чем была раньше. Я думала, что она будет робеть, а она наоборот — стала очень жесткой и строгой. Совсем перестала отвечать на вопросы, не относящиеся к уроку. Конечно, ей тяжело. Она ведь всё-таки наврала насчет мужа. Интересно, а я могла бы наврать? Наверное могла бы. Ладно, дело прошлое, но вот с тем же Васей Лисичкиным. Ведь я даже себе врала, что он меня любит. Нет, факты я не выдумывала, но даже в дневнике пропускала кое-что, о чем мне было неприятно. Хотя бы случай с девчонкой на велосипеде. А ведь он мне изменил. Да, да, изменил с какой-то чужой девчонкой, стоило ей появиться на горизонте. Правда, когда я запустила в нее палкой, она имела бледный вид, но я об этом постаралась забыть, потому что мне это было неприятно.
