— Лёкюрёр — так его зовут — всегда смотрел на меня неодобрительно.
— Он уже работал в конторе, когда умер ваш свекор?
— Он поступил туда, когда ему было двадцать два года.
— Может быть, ему больше известно о местопребывании вашего мужа?
— Может быть. Но если его об этом буду спрашивать я, он ничего не скажет.
Ее непрерывный тик начал в конце концов раздражать Мегрэ. Для него становилось все очевиднее, что этот допрос был для его посетительницы сущим наказанием. Тогда зачем она пришла?
— На какой имущественной основе заключен ваш брак?
— На условии раздельного владения имуществом.
— У вас есть личное состояние?
— Нет.
— Муж дает вам все деньги, в которых вы нуждаетесь?
— Да. Деньги для него ничто. Поклясться не могу, но думаю, что он очень богат.
Мегрэ задавал вопросы не в установленном порядке. Он искал во всех направлениях, но до сих пор ничего не нашел.
— Довольно. Вы устали. Оно и понятно. Если позволите, я загляну к вам сегодня после обеда.
— Как хотите.
Она продолжала сидеть, теребя в руках сумочку.
— Что вы обо мне думаете? — спросила она в конце концов. Голос ее звучал глуше, чем раньше.
— Я еще ничего не думаю.
— Вы думаете, я все усложняю, да?
— Не обязательно.
— В лицее одноклассники считали, что я все усложняю, и у меня из-за этого никогда не было подруг.
— Однако вы очень умны.
— Вы находите? — Она улыбнулась, и дрожь пробежала по ее губам. — Это мне не помогло.
— Вы никогда не были счастливы?
— Никогда. Я не знаю, что означает это слово.
Она кивнула на Лапуэнта, который по-прежнему сидел за стенограммой:
— Это что, действительно необходимо записывать нашу беседу? Трудно говорить свободно, когда за тобой стенографируют.
— Если вы хотите что-нибудь сообщить мне доверительно, записывать перестанут.
— Теперь мне больше нечего вам сказать.
Она поднялась с некоторым усилием. Грудь у нее была впалая, плечи опущены, она слегка сутулилась
— Он обязательно должен присутствовать сегодня после обеда?
Мегрэ замешкался с ответом: он хотел дать ей шанс.
— Я приду один.
— В котором часу?
— В наиболее подходящее для вас время.
— Я обычно отдыхаю после обеда. В четыре вам удобно?
— Очень.
— Это на втором этаже. Правая дверь от лестницы.
Руку Мегрэ дама не протянула. Неестественно выпрямившись, она двинулась к двери, словно боясь, что может упасть.
— Тем не менее благодарю, что вы меня приняли, — проговорила она, не разжимая губ.
И, бросив последний взгляд на комиссара, направилась к главной лестнице.
Двое мужчин не отрывали друг от друга взгляда, как будто оттягивали тот момент, когда надо открыть рот и задать вопрос. Разница была в том, что Лапуэнт казался ошеломленным, а комиссара скорее можно было назвать сосредоточенным, правда, глаза у него хитро поблескивали.
Он подошел к окну, распахнул его, набил трубку — выбрал он довольно тяжелую. У Лапуэнта кончилось терпение.
— Что вы об этом думаете, шеф?
Сотрудники Мегрэ редко отваживались задавать ему этот вопрос, так как чаще всего слышали в ответ ставшее привычным ворчание: «Я не думаю».
Вместо этого, в свою очередь, последовал вопрос комиссара:
— Об этой истории с исчезновением мужа?
— Скорее о самой…
Мегрэ раскурил трубку, встал перед окном и вздохнул, не отрывая глаз от залитых солнцем набережных:
— Это необычная женщина.
Продолжения не последовало. Комиссар решил не утруждать себя анализом собственных впечатлений и тем более переводом их в связную речь. Лапуэнт понял, что шеф смущен, и пожалел, что задал необдуманный вопрос.
— Может быть, она сумасшедшая? — тем не менее пролепетал он.
Комиссар, не говоря ни слова, исподлобья взглянул на него. Он постоял еще у окна, потом спросил:
— Позавтракаешь со мной?
— Охотно, шеф. Тем более что жена моя у своей сестры в Сен-Клу.
— Минут этак через пятнадцать.
Лапуэнт вышел, комиссар снял телефонную трубку и попросил соединить его с бульваром Ришар-Ленуар.
— Это ты? — спросила его жена, когда он не успел еще открыть рта.
— Я.
— Могу поспорить: ты собираешься сообщить мне, что не придешь завтракать.
— Ты выиграла.
— Пивная «У дофина»?
— Вместе с Лапуэнтом.
— Новое дело?
Прошло уже три недели, как Мегрэ закончил последнее серьезное расследование, и это желание пообедать на площади Дофина указывало в принципе на то, что ему доставляло удовольствие вновь вернуться к оперативной работе. Он как будто показывал кукиш префекту и министру внутренних дел, которым взбрело в голову заточить его в роскошном кабинете.
