Через неделю я снова был в дороге. Я узнал, что на крупной английской интендантской базе требуются служащие, знакомые с бухгалтерией и знающие английский язык. База находилась на южной границе, в Рафиахе. Первого марта 42 года я выехал в Рафиах и вместе с еще несколькими десятками претендентов явился в интендантский барак. Майор Бегли, рыжий англичанин с пышными усами, допрашивал какого-то бедуина и нескольких египтян. Насколько я понял, на базе произошла кража, и подозревали в ней этого самого бедуина. Кажется, бедняга попался с поличным на месте преступления. Поскольку сторонам никак не удавалось понять друг друга, я вызвался служить переводчиком. Когда подошла затем моя очередь для беседы с майором, он спросил, сколько языков я знаю. «Пять», — ответил я, не задумываясь. Какие? Иврит, арабский, английский (языки тогдашней Палестины, в которых я действительно был достаточно силен), русский и немецкий (до той самой минуты я никогда не предполагал, что владею ими). Майор тут же распорядился зачислить меня не рядовым чиновником, а старшим, что давало мне двенадцать лир в месяц вместо восьми (плюс полный пансион, разумеется).
Еврейские чиновники жили в специальном палаточном городке, расположенном в дюнах в одном из углов громадной базы. В каждой палатке помещалось восемь или десять человек. Отпуск нам полагался только раз в два месяца на три дня, зато каждую неделю мы кончали работу в час дня в субботу и отдыхали до утра понедельника. Весь этот долгий выходной день мы развлекались, как умели. В общем, грешно жаловаться — мы были сыты и довольны. Работа была хоть и однообразной, но не сложной.
Где-то в мире японцы одерживали победу за победой, немецкие парашютисты захватили Крит, вермахт оккупировал почти всю европейскую часть России. Города Англии и Мальты подвергались варварской бомбардировке, и все с тревогой ожидали возобновления боев в Западной пустыне. Ни у кого не было сомнения, что на этот раз англичан ожидает полный разгром. Оккупировать Палестину уже не составит труда — немцы могут двинуть свои войска сразу с двух сторон, с Крита и из Египта. Пожалуй, это был самый мрачный период всей мировой войны. Англичане, с которыми я сталкивался по работе, были подавлены и с хмурым цинизмом предсказывали дальнейшее развитие событий. Присущий им юмор совершенно исчез, сменившись тяжкой озабоченностью.
Для меня эти месяцы, проведенные на английской базе, оказались весьма полезными. Они помогли мне спуститься с высот «духовной жизни» на трезвую почву реальности и в значительной степени охладили мою прежнюю жажду приключений. Я отъелся после полуголодного студенческого существования, стал крепче и духом, и телом и вообще почувствовал себя значительно увереннее. Я понимал, что близится час последнего, решительного сражения — об этом свидетельствовало все происходящее в мире, и в стране, и в моей собственной душе, — но я не мог поручиться, что готов к этому часу. Я только знал, что вскоре — поневоле или своей охотою — мне придется распрощаться со своей «исключительностью» и «уникальностью» и впрячься в служение общему делу. Необходимость подчиняться порядку и дисциплине, то есть чужой воле, страшила меня.
Но прежде мне предстояло еще одно странствие. Один из моих сослуживцев-канцеляристов рассказал, что до поступления на базу он несколько месяцев проработал на строительстве укрепленных пунктов в Сирии и Ливане. Работа была интересная, и платили хорошо. «Если хочешь, — сказал он, — обратись в контору компании. Тель-Авив, улица Нахлат Беньямин».
Между тем, подошел срок нашего первого отпуска. Кончился очередной рабочий день, и мы все отправились на маленькую пустынную железнодорожную станцию Рафиаха. Поезд здорово опаздывал. Он прибыл уже в сумерках. Мы вошли в темный и тесный вагон, и паровозик потащил нас на север. В Лоде — «великолепном Лоде», как его тогда называли — пришлось сделать пересадку. Только в полночь мы прибыли в Тель-Авив. Наутро я отправился на улицу Нахлат-Беньямин, в контору компании «Пельрод». Вакантное место действительно нашлось — в Эмек-Айон в Ливанской долине требовался прораб на один из объектов. Зарплата 25 лир в месяц плюс питание, да к тому же еще верховая лошадь — для разъездов по делам службы. 1 июня я должен был прибыть в Джадиду и приступить к работе. Я тут же согласился.
