Я стоял перед ним, чувствуя тепло нагревшейся от выстрелов винтовки. Мне холодно, я разочарован, мне не по себе… Это совсем не так приятно, не такое удовольствие, как я себе представлял тогда в мыслях, в комнате Кирова. Счет далеко не равный. Все они умерли слишком легко, не испытывали никакой боли. Вообще в конечном итоге в этой кровавой сделке выиграли они.
Красноармеец подошел ко мне, я отдал ему винтовку. Теперь я снова расплакался. Он дружески погладил меня по голове.
— Все в порядке, товарищ, все в порядке! — приговаривал он.
Перебросил ремни винтовок через плечи и неуверенно зашагал к своим, где его ожидал желанный сон. Мама с Сарой привели меня в дом.
После этого отец со мной не разговаривал. И после похорон дяди Самуила он целую неделю соблюдал траур по нему и за все это время ни разу не поглядел в мою сторону. Я решил уйти. Не находил себе места; к тому же сильно изменился за это время и теперь не мог жить в доме отца на правах школьника. И я ушел.
Красные вновь сдали Киев, и прошло еще так много времени до того, как кончилась война и я снова увиделся с членами своей семьи. Но отца среди них уже не было, он умер.
«Я стану оплакивать их в грядущем»
Выйдя из кинотеатра, они медленно пошли к восточному району, по направлению к Пятой авеню.
— Гитлер! — кричал мальчишка — разносчик газет. — Новости о Гитлере!
— Ты помнишь этого Флетчера? — спросила Дора. — Ну, того, который играет роль ее отца.
— Угу, — откликнулся Пол, крепче сжимая ее руку.
Они медленно шли по темной улице.
— Знаешь, у него камни в почках.
— Поэтому он так и играет, — откликнулся Пол. — Теперь я знаю, как описать игру этого актера: он играет как человек, у которого в почках камни.
Дора засмеялась.
— Прошлой зимой я сделала ему рентген. Он один из самых надежных клиентов доктора Тайера. У него вечно что-то болит. Этим летом он собирается извлечь камни из почек.
— Можно только пожелать удачи старику Флетчеру.
— Я делала ему массаж плеча. У него неврит. Он зарабатывает пятнадцать сотен в неделю.
— Стоит ли удивляться в таком случае, что у него неврит.
— Он приглашал меня пообедать у него в доме. — Дора высвободила руку, поднесла к его локтю, крепко его сжала. — Я ему нравлюсь.
— Кто в этом сомневается?
— Ну а что ты скажешь о себе?
— Что мне сказать? — недоумевал Пол.
— Я тебе нравлюсь?
Остановились у Рокфеллер-плаза и, прислонившись спинами к мраморной стене, любовались фонтаном, статуей, разглядывали людей, что сидели за столиками, уставленными напитками, а официанты стояли наготове, невольно прислушиваясь к журчанию фонтана.
— Я просто не выношу тебя! — Пол поцеловал ее волосы.
— Я так и знала, — ответила Дора.
Оба засмеялись.
Смотрели на Рокфеллер-плаза, на хилые подсвеченные деревца с зелеными листиками, шуршащими на ветерке, долетавшем до них через узкие пространства между высокими зданиями. Вокруг небольших бассейнов росли упругие, желтые анютины глазки, маленькие деревца с густой листвой; стояли морские обитатели, отлитые из бронзы, гидранты, и все сооружение слегка покачивалось на ветру в ярком, идущем сверху рассеянном свете прожекторов. Пары не спеша прогуливались по Пятой авеню, тихо разговаривая, и в голосах уже не чувствовалось в этот уик-энд усталости. Они по достоинству оценивали и фривольность и экстравагантность Рокфеллера: выделил особое место для бассейнов, заливаемых водой из гидрантов, для этих маленьких деревьев, скульптурных изображений морских богов, что катаются на спинах бронзовых дельфинов; внес весеннее оживление между этими строгими многоэтажными зданиями — в общем, попытался компенсировать привычную, скучную сторону бизнеса.
Пол и Дора пошли вверх по променаду, разглядывая витрины магазинов. Остановились у витрины мужской спортивной одежды: сколько элегантных габардиновых брюк, ярких рубашек с коротким рукавом, пестрых шейных платков…
— Представляю себе, как я сижу в своем саду, с двумя важными господами вот в такой одежде, и чувствую себя настоящим голливудским актером у себя в деревне.
— Разве у тебя есть сад?
— Конечно нет.
— Какие милые юбочки!
Подошли к следующей витрине.
