Второй проект тоталитарного государства составлен масоном— иллюминатом Пестелем. В «Русской Правде» Пестеля начертаны уже все основные черты устройства социалистического государства. После захвата власти и истребления всех членов династии, Пестель считал необходимым, чтобы все люди, как и в Офирии, жили не так, как хотят, а так, как им предписано властью. Не только жить, но и думать так, как предписано. В 40-х годах на смену увлечению Гегелем приходит столь же фанатическое увлечение идеями утопического социализма, который некоторые коноводы Ордена, как это свидетельствует Достоевский (см. стр. 94) одно время, может быть, искренне «сравнивали с христианством» и который «и принимался лишь за поправку и улучшение последнего». А, может быть, они только делали вид, что верят, что социализм лишь «поправка и улучшение» христианства, на каковую версию успешно ловились идеалисты вроде Достоевского, Н. Данилевского и им подобные. Может быть, это было циничное следование масонской тактике. (См. письмо Книгге на стр. 131).
В «Дневнике Писателя» за 1873 год, Достоевский. вспоминал:
«Все эти тогдашние новые идеи нам в Петербурге ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего человечества. Мы еще задолго до Парижской революции 48-го года были охвачены обаятельным влиянием этих идей. Я уже в 1846 году был посвящен во всю ПРАВДУ этого грядущего «обновленного мира» и во всю СВЯТОСТЬ будущего коммунистического общества еще Белинским. Все эти убеждения о безнравственности самых оснований (христианских) современного общества, о безнравственности права собственности, все эти идеи об уничтожении национальностей во имя всеобщего братства людей, о презрении к отечеству, как тормозу во всеобщем развитии, и проч., и проч., — это все были такие влияния, которых мы преодолеть не могли, и которые захватывали, напротив, наши сердца и умы во имя какого-то великодушия. Во всяком случае, тема казалась величавою и стоявшею далеко выше уровня тогдашних господствующих понятий, — а это— то и соблазняло. Те из нас, то есть не то что из одних петрашевцев, а вообще из всех тогда зараженных, но которые отвергли впоследствии весь этот мечтательный бред радикально, весь этот мрак и ужас, готовимый человечеству, в виде обновления и воскресения его, — те из нас, тогда еще не знали причин болезни своей, а потому и не могли еще с нею бороться. Итак, почему же вы думаете, что даже убийство а ла Нечаев остановило бы, если бы не всех, конечно, то, по крайней мере, некоторых из нас, в то горячее время, среди захватывающих душу учений и потрясающих тогда европейских событий, за которыми мы, совершенно забыв отечество, следили с лихорадочным напряжением».
«Социализм, — как правильно замечает И. Голенищев-Кутузов в «Мировом моральном пастыре», — даже полукорректный, полуеврейский, претендует, как и религия, на руководство всей жизнью, и, следовательно, всякий записывающий в ряды социалистов, отвергает другое руководство».
«Надо, наконец, понять, что религия и социализм не могут сосуществовать, о>и исключают друг друга, и потому не может быть христианских социалистов, так же как не бывает ангелов с рогами».
«Один коготок увяз — всей птичке пропасть». Переживание социализма, как улучшение христианства, вскоре сменяется отвержением христианства. Увлечение пантеизмом Шеллинга и Гегеля сменяется позитивной философией О. Конта и Спенсера, рассматривавших религиозное мировоззрение, как устаревшую форму, которая должна замениться научным мировоззрением. В короткий срок члены Ордена проходят всю программу обучения атеизму: от отвержения божественности Христа, к уничтожению личности Бога (пантеизм) и, наконец, к чистому атеизму, отрицающему Божие бытие.
Увлечение социализмом развивается в направлении поклонения самым радикальным формам атеистического социализма, в котором нет места ни историческому христианству, ни Христу.
Итог этот заранее определен испытанной тактикой масонства в деле борьбы против христианства. Тактика эта намечена еще иллюминатом Книгге, в его письме к Цваку: «Для тех, которые не могут отрешиться от веры в Христа, мы установим, что Христос также проповедовал религию природы и разума. Мы прибавим, что это простая религия была извращена, но что мы являемся ее преемниками через франк-масонство и единственными последователями истинного христианства. Тогда останется добавить несколько слов против духовенства и монархов». Следы подобных масонских внушений явственно проглядывают и в воспоминании Достоевского о том, что молодежь 40-х годов переживала утопический социализм, сначала только как поправку и улучшение христианства, и в письме Белинского к Гоголю.
