— Говорят, Алим тебя ловить приезжал?—спросил Сарвай.
— Говорят,— уклончиво ответил Аказ.
— Скоро снова приедут?
— Наверно, приедут.
— Мы тебя на агавайреме Большим лужавуем хотим сделать. После этого тронуть тебя не посмеют. Согласен ли ты?
— Если все старейшины скажут, согласен. Только потом в разные стороны пусть не глядят. Пусть слушаются меня.
— Будут слушаться,— заверил Эшпай.— Если кто предавать будет, прижмем.
— На праздник сохи большое моленье надо сделать,—сказал Аптулат.— Со всей Горной стороны людей надо позвать. Тогда все будут знать, как мы жить хотим.
Все с Аптулатом согласились и, поговорив о жертвоприношениях на молении, о других неотложных делах, разъехались по домам.
До агавайрема всего одна неделя осталась.
Утро праздника сохи выдалось по-весеннему теплым и солнечным. Около священной рощи, как зимой, белым-бело. Разную одежду носит человек в будни, но на праздник обязательно наденет все белое. Если шовыр — то как снег, если рубашка — как лебяжье перо, а штаны — цвета инея. Даже кафтан — и тот из белого сукна. Потому и белым-бело около кюсото. Пришло сюда со всея краев множество народа. Сотни костров горят, сотни котлов кипят—жертвенное мясо варится.
По левую сторону рощи — широкое поле. Осторожно обходят это поле люди: здесь стоят лошади, запряженные в сохи, здесь первую борозду проводить будут. Сохи пылают: на каждом — свечи. Все, кто хочет получить урожай, жертвуют свечу восковую.
Лошади — в ярких цветных лоскутках.
Мало-помалу затухают костры. Мясо сварилось, принесены жертвы всем богам, пора начинать пиршество, пора первую борозду делить. Встали около сох карты, сзади них стоят толпой люди, ждут, когда Аптулат молитву скажет.
— Юмо великий и добрый!— восклицает Аптулат, и толпа вторит ему:
— Юмо великий и добрый!
— Когда наступит время весенних работ, о юмо великий и добрый, когда мы, вышедши в поле работать, распахавши, посеем по зернышку, юмо великий и добрый, корни их сделай широкими, стебли крепкими, колосья их, подобно серебряным пуговицам, сделай полными, о юмо великий и добрый!
— Великий и добрый!—эхом вторят вокруг.
— Посеянному хлебу дай теплые дожди, ночную тишину, от холода и града, от бурь и ветров сохрани. Засуху жаркую не пошли, о великий и добрый!..
Аптулат взялся за ручки сохи, и все люди пали на колени. Тронулись лошади — и десятки темных борозд легли вдоль поля.
Снова звучит молитва.
— Когда выпустим скотину, великий наш юмо, сохрани ее от вредных ветров, от глубоких оврагов, от сосущей грязи-тины, от худого глаза и языка, от портящего колдуна, от волков, от медведей и всех хищных зверей, о юмо великий и добрый!
— О добрый!..
— Бесплодный скот сделай плодовитым, тощий сделай жирным, пастбища сделай привольными, всякий скот расплоди. Юмо великий и добрый, всякою скотиной обрадуй нас!
— Обрадуй нас!..
— А теперь с великим юмо вместе жертвы наши разделим, — произнес карт, указывая в сторону рощи.
И началось пиршество.
А когда опустели котлы с мясом, бураки с пивом и когда сгорели свечи, на вершине высокого холма призывно зарокотал барабан. Люди поднимались и шли к холму, садились вокруг вершины, и скоро все были в сборе. Все знали, что сегодня будут избирать лужавуя и главой Горной стороны будет Аказ Тугаев. Вдруг к Эшпаю подбежал Янгин.
— Посмотри туда: шайтан Пакмана принес, и с ним —Атлаш.
— Ну и что? Их тоже звали: Атлаш — старейшина, Пакман — лужавуй.
Лтлаш и Пакман пробрались на вершину холма, присоединились к старейшинам. Атлаш обратился к Аптулату:
— Дай мне сказать сначала.
— Успеешь.
— Я приказ царицы Казани привез.
— Казань нам лужавуев не дает. Мы сами...
— Я о том и хочу сказать.
— Пусть говорит,— заметил Аказ.— Мы узнаем, что хочет Казань, потом свое слово скажем. Говори, Атлаш.
— Люди лесов и гор! Мужчины!—Атлаш поднял руку, и все притихли.— Я только что из Казани, потому и опоздал на моление. Ходил я туда, чтобы рассказать о смерти Мырзыная. Царица Казани, несравненная Сююмбике, спросила меня: «Кто теперь Горный край сможет держать в повиновении, кто верой-правдой будет служить Сафе-Гирею?» И я ответил блистательной царице: «Только один человек может — Аказ Тугаев. Он, я сказал, теперь Москве большой недруг, его теперь от русских защитить надо». И Сююмбике сказала, что Сафа-Гирей Аказу защитой будет. И шлет ему хан свою саблю и званье бея и велит, если народ на то согласен, сделать его главой всей Горной стороны. Я все сказал.
