.
Последнее обстоятельство, к слову, указывает на ещё один момент: трагедия произошла не в районе Друйки, Коковщины или Струневщины, где в тот момент располагались подразделения 437-го стрелкового полка. Грузовик с ранеными был разбомблен далеко от своих, на пути к медсанбату; в противном случае чрезвычайное происшествие, случившееся у всех на глазах, не осталось бы незамеченным. Не приходится сомневаться, трагедия разыгралась на опушке леса или другой какой открытой местности, где автомобиль явился для стервятника хорошей мишенью. И враг свой шанс не упустил…
Из воспоминаний фронтовика, военврача Ивана Козубенко:
«Пережить бомбёжку самое безопасное – это в танке. Я тоже забрался в танк, но после следующей серии бомб выскочил из танка и скорее в щель. В щели уже было трое. Практически мы были друг на друге… Перебрался в кювет у грунтовой дороги. Ощущение жуткое. Бомбу видно, как она летит, и кажется, что это твоя… Санитарные машины тоже были взрывами освобождены от маскировки. Недалеко от специализированной нашей санитарки разорвалась бомба. Машина разлетелась как карточный домик…»[202]
К тому времени, когда в дивизию ушло донесение о пропавших без вести солдатах, подполковник Марьин во главе своего полка уже гнал гитлеровцев по территории Прибалтики. Впереди было ещё десять месяцев войны…
* * *
Стоит признать, во всей этой трагической истории присутствует некая недосказанность. Если честно, именно это обстоятельство не давало мне покоя всё то время, пока я занимался поиском истины. Однако по мере приближения к окончанию своего повествования на душе становилось всё тяжелее и тяжелее. Когда же осталось поставить последнюю точку, появилось некое ощущение, будто кто-то невидимый постоянно оттягивает конечный момент.
И всё же точку следует поставить! Мучившее меня – не что иное, как обнаруженная несправедливость. Получилось так, что погибших на поле брани бойцов просто-напросто списали со счетов, объявив пропавшими без вести. В этом долгие годы и заключалась несправедливость. Но сегодня с полным правом можно сказать: эти раненые советские солдаты никуда не пропадали. Они, не щадя себя, героически воевали и пролили за нас с вами кровь. Погибли, отдав свой воинский долг, а жизни – Родине.
Перевёрнута ещё одна страница героической летописи нашей Истории. Генерал Баграмян… подполковник Марьин… военный хирург Шуклецов… красноармейцы Абилкаиров, Дробозин, Колдубеков, Угнич, Эфрон…[203] Все они мужественно защищали Родину от гитлеровской нечисти. Но долгожданной Победы добился ОН – тот, у которого национальностей много, но имя одно – СОВЕТСКИЙ СОЛДАТ. Солдат-освободитель. Непобедимый и бесстрашный. Воин, в сердце которого всегда находилось место для мужества и отваги – тех качеств, которыми нам остаётся только гордиться…
А Неизвестный Солдат – это символ, за которым видятся лица реальных людей. Символы нужны живым, но не мёртвым. Те, которые ушли, уже всё сделали. От нас же требуется совсем чуть-чуть – чтобы помнили. Всех поимённо – вернувшихся и оставшихся на полях сражений. И тогда символ останется всего лишь Символом…
Георгий Эфрон повторил участь матери: при наличии надгробия об истинном месте его упокоения приходится лишь догадываться. Но всё же осталось главное – ПАМЯТЬ.
После измученного жизнью мальчика сохранилось несколько дневников. Откровенных и умных. Настоящих, как мне кажется. Чрезвычайно интересные, они пронизаны какой-то неприкрытой обречённостью и трагизмом. Но именно они, эти дневники, стали вечной памятью о погибшем на переднем крае солдате.
Помните, как однажды, глядя на своего крошечного сына, Марина Ивановна записала: «Мальчиков нужно баловать, – им, может быть, на войну придётся…»
Георгию Эфрону пришлось. И скитаться, и воевать. Войны безжалостны: они беспощадно выкашивают самых лучших. Одним из таких лучших, сложивших голову в бою, окажется и Георгий Сергеевич Эфрон. Бывший парижанин, отдавший жизнь за Родину…
