В Чехии не сразу, но всё-таки привыкаешь к пустоте. В каком-нибудь спальном районе Праги можешь пройти по улице и никого не встретить. Мало их, чехов. А оттого для любого жителя российской столицы, где даже ночью жизнь, не прекращаясь, просто кипит, пражские улицы выглядят так, как их показывают в старой кинохронике после сигнала воздушной тревоги. Ни души! Ни людей, ни собак и ни кошек. Никого. Лишь промелькнувший мимо какой-нибудь запоздавший автомобиль напомнит тебе, что нет, друг, ты не в военном зазеркалье, а в современном европейском городе. Что уж говорить о «пражских деревнях»?
Итак, на вшенорском перроне я один. Билетные кассы закрыты; ни прохожих, ни машин. Одно отрадно: рядом с кассами висит старенькое расписание электричек (придётся ведь ещё добираться обратно). Но меня сейчас занимает другое. Когда-то, как мне помнится, именно по этому перрону одиноко бродила Она. И где-то здесь Марина тихо, наедине с собою, неслышно беседовала с Пастернаком.
«Последний месяц этой осени я неустанно провела с Вами, не расставаясь, как с книгой, – писала она ему в феврале 1923-го. – Я одно время часто ездила в Прагу, и вот ожидание поезда на нашей крохотной сырой станции. Я приходила рано, в сумерки, до фонарей. Ходила взад и вперёд по тёмной платформе – далеко! И было одно место – фонарный столб – без света, сюда я вызывала Вас… И долгие беседы бок о бок – бродячие».
Особое отношение Цветаевой к вшенорскому перрону подтверждает и дочь Марины Ивановны, Ариадна Эфрон, написавшая позже опять же Борису Пастернаку такие строки:
«Я думаю, что из всех вокзалов, с которых когда-либо куда-либо отбывала… Марина, больше всего ей в душу запал этот, Вшенорский: чистенькая, безлюдная пригородная станция… два фонаря по краям платформы, семафор, рельсы».
Всё так и есть – фонари, семафор и рельсы. И ни души…
Если от станции идти прямо и никуда не сворачивать (вильнув в какой-нибудь проулок, здесь легко заплутать), то ещё издали можно увидеть странное дерево. И по мере продвижения это видение становится всё шире и выше, шире и выше – и, о чудо! Перед тобой огромный, поистине лукоморно-пушкинский дуб. Даже не дуб – дубище-великан обхватов в пять, не меньше, упирающийся зелёными могучими ветвями в прозрачное небо.
«Ах, Марина Ивановна, Марина Ивановна, теперь на одну вашу тайну стало меньше, – улыбаюсь про себя. – Понятно, что за деревья вас здесь так вдохновляли». На ум же приходят известные цветаевские строки чешской поры:
Деревья! К вам иду! Спастись
От рева рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано!
Да уж, местным красавцем (с его-то «вымахом»!), которому на вид лет пятьсот (четыреста «с гаком», как уточнят позже местные жители), невозможно было не восхищаться. Вот и меня он тут же очаровал. Понимаю, не могло быть иначе, ведь этот великан наверняка был дружен с Мариной. Уверен, не мог не дружить! И я почти вижу, как, прислонясь к стволу, она прячется под этой кроной от проливного косого дождя. Спряталась, притихла и… блаженно улыбается.
«Ну что ж, – обрадованно ловлю себя на мысли, – если и дальше так пойдёт, то меня во Вшенорах ждут новые открытия…»
Чудесное дерево окрылило. Однако несмотря на неплохое начало, по мере продвижения вглубь неизведанных мною территорий я начинаю натыкаться на всякого рода трудности. Вот к дереву подходит краснощёкий тинэйджер лет пятнадцати. Минут через пять к нему на грудь льнёт невесть откуда взявшаяся ровесница. Радостно щебечут по-чешски, прижимаясь друг к другу. Рискуя навлечь на себя подростковую неприязнь, возвращаюсь к дубу и пытаюсь завести с ребятами разговор.
Узнав, что я из России, сразу дают понять: нет-нет, по-русски мы ни бельмеса. А по-английски? Лучше бы, конечно, по-чешски, но раз вы так настойчивы, давайте попробуем. Получилось, разговорились.
Сначала поговорили о местных красотах, постепенно перейдя на личности. Выяснилось, что ребята из местных, учатся в здешней школе, мечтают стать инженерами-строителями. Легче прожить, поясняют они, ведь строители хорошо зарабатывают.
– Хотел спросить, – подхожу к главному, – вот у этого старого красавца-дуба любила бывать русская поэтесса Марина Цветаева. Будучи в эмиграции, она здесь когда-то жила. Вы, ребята, знаете цветаевские стихи?
