Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 85

Из Парижа удрученная Екатерина советовала Беллиевру «предоставить дело на суд и благоразумие короля […], поскольку оно зашло так далеко». Мнения, какими обменивались королева-мать и ее министр, показывают, насколько оба сознавали серьезность ситуации. «Королева Наваррская, — писал последний в конце месяца, — поселилась в Плесси-ле-Тур и, если не ошибаюсь, не выедет оттуда, не убедившись в своей безопасности». Королева-мать как могла разуверяла его: Маргарита поедет дальше, повинуясь королю, даже если считает себя «весьма обиженной и оскорбленной этим всем». Через два дня Екатерина умерила оптимизм, вздохнув, что «куда трудней […] выйти из положения и найти средство, после того как поступили столь плохо»[359].

Одно из немногих сохранившихся писем Маргариты за тот период показывает, что она пыталась делать хорошую мину при плохой игре. Обращаясь к супругу из замка Диссе во Вьенне, она сообщает о своей поездке и о желании остановиться в Пуатье по делам; лишь в конце письма можно ощутить ее страх, поскольку она «умоляет» его сохранить к ней милость[360]. Она еще не знала, что он решил с размахом использовать оскорбление, которому она подверглась. Переговоры с Дюплесси не дали ничего: король отказался менять свое мнение, а Наваррец — принимать жену, пока не будет смыто оскорбление, то есть пока Корона не сделает новые уступки в отношении крепостей на Юге. Так что в конце сентября Беарнец попросил Маргариту прервать поездку «до тех пор, пока оное удовлетворение не будет получено»[361]. Королева тогда была в Жарнаке, где останется около месяца, ожидая назначения посредника.

В нетерпении она жаловалась матери на «затянувшееся бедственное положение» и умоляла ее «сделать что-нибудь, чтобы король соизволил прекратить ее несчастья»[362]. Но в диалоге между королем Наваррским и Короной тон все повышался. Видимо, именно тогда супруг, делавший вид, что оскорблен, отрядил к королю второго посланника — д'Обинье. «Своей честью, — якобы ответил шталмейстер на угрозы Генриха III, — он никогда не поступится ни ради Вашего Величества, ни ради кого-либо из живущих государей, пока у него в руке будет эфес шпаги»[363]. Теперь король осознал масштаб ошибки, какую он совершил, как и ловкость противников. Чтобы попробовать умаслить короля Наваррского, послали Беллиевра. Маргарита воспользовалась этим, чтобы приблизиться к пункту назначения, и в конце октября поселилась в Кутра. Там 15 ноября ей наконец нанес визит этот дипломат. «Я услышала от господина де Беллиевра, что Вы соблаговолили поручить ему передать меня королю моему мужу»[364], — сухо пишет она Генриху III, тогда как в другом письме благодарит мать за выбор посредника. «Она выразила мне удовлетворение тем, что виделась и говорила с Вами, — сообщает последнему Екатерина, — и до бесконечности благодарила меня за то, что король ее брат соблаговолил выбрать для этого Вас»[365].

Однако трудности королевы еще далеко не закончились, потому что Гасконь вновь охватили гражданские и религиозные волнения. Штурм Мон-де-Марсана королем Наваррским в конце ноября, на которое маршал де Матиньон, преемник Бирона в Гиени, немедленно ответил взятием Базаса, на какой-то миг заставило страшиться худшего и, во всяком случае, сорвало достижение соглашения, поскольку король Наваррский обвинил Беллиевра в поддержке Матиньона. Поэтому первая встреча дипломата с Беарнцем завершилась неудачей или, скорее, сделкой: переговоры возобновятся, когда Матиньон выведет войска из городов по соседству с Нераком. Тогда Беллиевр приехал в Бордо, чтобы попытаться уладить ситуацию с королевским наместником.

Находясь в курсе происходящего благодаря активной переписке со всеми главными участниками событий, Маргарита переехала в Кадийак и, наконец, в Ажен, в собственные владения, где поселилась в начале декабря, ожидая, пока брат и муж не придут к компромиссу. Ее терпение начало истощаться, хотя она получала заверения от короля Наваррского. «[Он] просит меня не скучать из-за промедлений и не расценивать их дурно, уверяя, что дело не в недостатке доброй воли или дружеских чувств с его стороны»,