Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 86
Беарнец оставался несговорчивым. В конце декабря, — с удовольствием пишет Летуаль, — он прислал ко двору четвертого эмиссара. «Сеньор д'Иоле, свитский дворянин короля Наваррского, прибыл в Париж к королю, чтобы умолять Его Величество от имени своего господина соблаговолить вывести из города Базаса и других соседних мест гарнизоны, каковые туда поставил маршал де Матиньон. С ним говорила королева-мать и весьма сетовала на дурное обращение, каковое терпит ее дочь со стороны названного короля Наваррского, требуя от поименованного д'Иоле дать знать своему повелителю о ее недовольстве этим, и произнесла великое множество резких и неприятных слов, чередуя их с угрозами, в случае если он [король Наваррский] не заберет ее обратно. На что поименованный д'Иоле довольно смело ответствовал: он-де передаст это своему повелителю, но знает его как государя, которого не запугаешь»[368].
Екатерину и в самом деле приводила в отчаяние участь Маргариты. В январе 1584 г. она просила Беллиевра «не оставлять дело оной моей дочери и не бросать его, пока, если это возможно, она не воссоединится с мужем». Через несколько дней, полагая, что переговоры уже вот-вот завершатся, она побуждала его «докончить это благое дело, для чего как будто никаких затруднений не предвидится». Наконец, после болезни, от которой она на некоторое время слегла в феврале, она извинялась, что не «могла ответить на все Ваши письма, а равно писать оной моей дочери так часто, как я желала бы»[369]. Правда, терпение Маргариты было уже на исходе, как показывает ее признание Матиньону: «Думаю, есть люди, которые напрягают свой ум лишь затем, чтобы усиливать и сохранять зло; а я, несчастная, за все расплачиваюсь. Но терпение! — я надеюсь, что получу столько же помощи от Бога, сколько злобы встречаю со стороны людей»[370]. По счастью, она нашла себе занятия в Ажене, графиней которого являлась. Она неоднократно защищала интересы этого католического города, отданного под ее власть, рекомендовала некоторых его жителей маршалу де Матиньону или на службу Короне, оказывала поддержку в создании иезуитского коллежа.
Наконец, в начале марта, казалось, переговоры приблизились к завершению: король согласился вывести гарнизоны из городов Кондом, Ажен и Базас. После этого Екатерина потребовала от дочери извиниться перед Генрихом III. Ответ был горьким — чувствовалось, что Маргарита глубоко уязвлена: «Если короли, как говорят, подобны богам, любящим удрученные сердца, мое сердце должно весьма его порадовать. Не сомневаюсь, что он способен сделать мне много добра, как причинил мне много зла, когда пожелает, чтобы я ощутила какое-то чувство, как заставил меня испытать другое». Тем не менее королева последовала совету матери и написала брату — отнюдь не в тоне побежденной: «Государь, пусть же Ваше суждение будет моим справедливым судьей. Отриньте пристрастность и соблаговолите принять к сведению, что мне пришлось вынести, дабы повиноваться Вам»[371].
Тогда-то и случилось важное событие, ускорившее исход дела. Состояние здоровья герцога Алансонского, четыре месяца как вернувшегося во Францию, резко ухудшилось. Екатерина готовилась купить ему дом в Сен-Жермене, но вынуждена была отказаться от этой мысли. «14 марта, — пишет Летуаль, — [королева-мать] спешно выехала из Парижа в Шато-Тьерри, чтобы увидеться с названным сеньором герцогом, ее сыном, который тяжело страдает от излияния крови через рот и нос»[372]. Он умирал. А ведь у Генриха III не было детей, и ни у кого из его братьев законных детей не осталось. Так что весной 1584 г. начался кризис наследования, поскольку по традиционным законам наследования престола — по салическому закону — наследником становился Генрих де Бурбон, король Наваррский, вступления которого на трон не желали ультракатолики. Король Франции на сей раз не стал тянуть с решением. Верный династическим правилам, он немедленно признал зятя единственным наследником и форсировал окончание дела с возвращением сестры
