Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 184

В 1843 г. Анаис де Року, известный как Базен, опубликовал длинную статью под заголовком «Королева Маргарита», где покончил с этими измышлениями. Это серьезное исследование, где исправлены многие ошибки, в частности, дата рождения Маргариты (1553, а не 1552 г.). Может быть, в первый раз историк попытался понять Маргариту на основе данных, какие предоставляла эпоха, а не какого-то позднейшего суждения. Так, в отношении королевы к супругу после того, как она с ним рассталась, нет ничего удивительного, — полагал он, — если учесть тот факт, что он был отлучен, политически полностью изолирован и что в нем к тому моменту нельзя было угадать будущего великого короля. Кроме того, Базен внимательно прочел предшественников, со знанием дела выявляя у них нестыковки и предлагая новые толкования. К примеру, он отметил противоречие в рассказе д'Обинье-историка, когда тот возлагает на Маргариту ответственность одновременно за мир и за войну в 1579–1580 гг. Он посмеялся над «твердолобыми гугенотами, верившими, что их святому делу повредило противоестественное сочетание галантности и женской злопамятности»[785]. Он размышлял над некоторыми оверньскими загадками, предложил датировку «Рассуждения» Брантома и счел возможным утверждать, что Маргарита не имеет отношения к задержкам, возникавшим в ходе процедуры развода: противодействие королевы, по его мнению, выдумал Сюлли, и он же сочинил письмо, где она упоминала «шлюху» Габриэль.

Опираясь на последние документы, опубликованные к тому времени, Базен предложил полностью новую трактовку этого исторического персонажа. Из писем королю Наваррскому за 1582 г. возникает образ «женщины, принявшей решение и заявившей о том, чего может ждать и что может добровольно отдать при разделе, но которая тем не менее остается по отношению к мужу доброй, нежной, предупредительной, покорной, она полностью предана его интересам и приспосабливается к его желаниям». В письмах Шанваллону он видит только «сожаления, желания, чувства, мысли […]; их можно было бы принять за очерки по любовной риторике, чисто литературные упражнения незанятого сердца, и в таком качестве они сделали бы мало чести таланту писателя». Что касается «Мемуаров», «к сожалению, незавершенных», то это «рассказ, исполненный наивной прелести и свежести, автор которого не говорит всего, но о том, что согласен сказать, предоставляет самые надежные сведения». Низости же, приписываемые ей в юссонский период, неправдоподобны: «С той вялой утонченностью, деликатной чувственностью, за какую [хулители] упрекают ее в других местах, менее всего вяжется грубая и безоглядная ярость, какую в их описании она проявляла здесь, отбрасывая всякое отвращение и всякую гордость»[786].

Мало того что Базен проявляет реализм, проницательность и тонкость. Достоинства его портрета Маргариты, очищенного от домыслов, а то и от априорных суждений, несомненно, во многом объясняются аристократическим происхождением автора. В самом деле, те немногие моральные суждения, какие высказывает он, идут вразрез с суждениями буржуазных историков. Несомненно, это правда, — отмечает он, — что королева Наваррская родила ребенка от Шанваллона: «Впрочем, в этом нет ничего ужасающего». Его реабилитация Маргариты постоянно сопровождается и реабилитацией ее матери, «которая хоть и была постоянно поглощена черными замыслами, по уверениям историков, однако нашла возможность безупречно воспитать своих детей». В заключение Базен предлагает первую интерпретацию происхождения дурной репутации королевы: прежде всего он обличает «Сатирический развод», произведение д'Обинье, в авторе которого «явственно ощутим озлобленный гугенот»; потом он обвиняет «буржуа» Летуаля, «стыдливого гугенота» и распространителя сплетен; наконец, он пеняет и не слишком разборчивым историкам. Но эрудит идет дальше: он пытается понять причины единодушного озлобления против Маргариты. Моральные упреки по ее адресу, — полагает он, — часто нетрудно заменить ее обелением; кстати, ее муж заслуживал таких же. Если о нем судили иначе, причина этого — чисто политическая. Это наивно признает сам Дюплеи, — отмечает Базен, — когда сообщает, что монаха, выдававшего себя за сына королевы, так и не побеспокоили: «Для королевской власти Людовика XIII было важно, чтобы мать отца Анжа оставалась опозоренной, и этот писатель только и делал, что свидетельствовал свою преданность живущему государю, который ему платил. […] Мы не нуждаемся в этом доказательстве, — заключает он, — чтобы сознавать, что в клевете часто бывает больше подлости, чем в лести»