Потом король считает долгом перечислить всех знаменитых любовников жены, извиняясь, что, возможно, этот список будет составлен в произвольном порядке, ведь их было столько, что уже не упомнишь: Бонниве, д'Антраг, Шарен, Мартиг, Гиз, Ла Моль, Сен-Люк, Бюсси, Майенн, Тюренн, Шанваллон (не названный по имени, упоминается как «ее Сеньор»), Дюра, д'Обиак, Канийак, Помини, Дат и теперь Бажомон, к которым надо добавить в ее юности «ее молодых братьев» — в развитии исторической науки заметен прогресс. Между ними всеми вклиниваются толпы безвестных любовников, в первое время — придворных кавалеров и смелых капитанов, впоследствии — слуг и поваров, ведь Генрих III якобы сказал в момент ее бегства из Ажена: «Кадеты Гаскони не смогли насытить королеву Наваррскую — она поехала к погонщикам мулов и медникам Оверни».
Этот рассказ о любовной жизни Маргариты, при довольно верной исторической канве, наполнен живописными эпизодами, подробности которых способны поразить воображение. Так, ночью после казни любовников королева и герцогиня Неверская похитили их головы и «увезли в своих каретах, чтобы собственноручно похоронить в часовне Сен-Мартен, что под Монмартрским холмом». Позже, став искушенной в искусстве обольщения, Маргарита возлежала «со своим Сеньором на постели, освещенной несколькими факелами, меж двух саванов из черной тафты»[634]. Д'Обиак, злополучный любовник из замка Карла, сказал, впервые увидев ее: «Я хотел бы переспать с ней, пусть бы даже меня через некоторое время повесили»; но, когда пришли его арестовать, его «нашли постыдно спрятавшимся в каком-то мусоре, без бороды и без волос, — принять такой вид его заставила любовница». А в Юссоне она прогуливалась, нося на шее синий мешочек, с которым не расставалась, — там находилась серебряная коробочка, где она хранила портреты Помини и свой…
Портрет Маргариты, созданный в этом памфлете, — самый отталкивающий, какой только возможен. «Порочная и безумная», она происходит из семьи флорентийских купцов; она жила в Карла в «воровском логове», откуда спаслась «трусливая и испуганная»; в Юссоне она велела поднимать кровати, чтобы поскорей выяснить, что под ними не прячется Помини, — она его искала, «забираясь туда на четвереньках совершенно голая»… Через несколько лет, став «самой безобразной женщиной Франции», она смеет «трижды в неделю класть пасхальную облатку себе в рот, накрашенный сердечком, с лицом, набеленным и покрытым румянами, с огромным открытым бюстом, который больше и скорей походит на задницу, чем на грудь». «Видели ли вы когда-нибудь, чтобы она не спала на проповеди, не болтала на вечерне, приходила на мессу без хахаля?» — спрашивает король и после этого заключает: «Все ее поступки — одна видимость и притворство, без малейшей искорки набожности и благочестия». Однако главным пунктом обвинения остается похотливость Маргариты: «Подвижная, как ртуть, она катилась к любому предмету, приближавшемуся к ней». «Клермон [Бюсси] многажды расцеловывал ей всю юбку на пороге ее комнаты». Она принимала, «как кружка для публичных пожертвований, подаяние от каждого встречного»; впрочем, в «этих штанишках на три задницы» находилась «самая вонючая и смрадная дыра из всех, какие мочатся», И т. д.
Однако было бы ошибкой полагать, что «Сатирический развод» был памфлетом, направленным только против Маргариты. На самом деле главной мишенью автора был Генрих IV, а образ его супруги лишь проще всего позволял бросить тень на него как на мужчину и как на суверена. Ведь это он сам становится смешным и покрывает себя позором, пытаясь оправдаться. Прием известен: чтобы отмыться от обвинений, говорящий должен сначала их напомнить… Потом, краснея от воспоминаний о «стольких мерзостях», он начинает защищаться, но его аргументы в конечном счете выявляют только его собственную низость. Так, он сразу же признает, что его развод, возможно, незаконен, что он пользуется отвратительной репутацией и хотел всех обмануть: «Многие […] находят весьма странным, что через двадцать восемь лет брака, сославшись на предлог родства, расторгли то, что было соединено таким достойным таинством; поскольку одни называют меня сладострастником, другие — безбожником и все они несведущи, мне следует просветить их в неведении, смутить их хитрую злобность, умолчав о моих подлинных страданиях и представив достойные доводы, какими, ради чести, я хотел прикрыть свою репутацию, применив слова изысканные, двусмысленные и утонченные». Что касается «достойных доводов», которые он приводит после этого в свою защиту, то это всего лишь бесконечный список любовников жены — еще одно наглядное доказательство его трусости.
