Мантык, охотник на львов - страница 29

Наталья Георгіевна смотрѣла на сына долгимъ любящимъ взглядомъ. Точно хотѣла на все время разлуки запомнить любимыя черты. Много перенесли они за это время, да за то всѣ были вмѣстѣ. Это была ихъ первая разлука.

И опять заговорилъ Селиверстъ Селиверстовичъ. Ему хотѣлось въ эти послѣднія минуты переложить въ Колю всю свою мудрость, все знаніе людей и пустыни.

— Ты, Коля-то, какъ попадешь въ пустыню — сторожкій стань, что конь дикій. Держи уши буравцемъ, а глаза огнивцемъ. Отъ лютаго звѣря кострами оборонишься, а отъ лютаго человѣка только вниманіемъ. Людей бойся больше, чѣмъ звѣрей. Самый хитрый, самый лютый звѣрь — человѣкъ…

Оставалось пять минутъ до отхода поѣзда. Пустѣе стало на платформѣ. Отъѣзжающіе вошли въ вагоны и стояли у оконъ.

Вдругъ Коля увидалъ вдали у перронной рѣшетки синюю суконную шапочку, черное узкое пальто, отороченное сѣрымъ вѣхомъ… Люси!.. Забилось сердце Коли…

— Ваша мама, — запыхавшись, быстро говорила Люси, — пожимая руку Натальѣ Георгіевнѣ. — Какъ я счастлива познакомиться съ вами. Въ отсутствіе мосье Николя, я за него. А это Галина?… 'Прелестное дитя… Селиверстъ Сели…, - но Люси не могла выговорить трудное имя по-французски и смутилась подъ острымъ взглядомъ старика.

— Имя-то точно мудреное, — сказалъ Селиверстъ Селиверстовичъ, — по вашему и не скажешь… Подавишься. Ну да ничего. Вы меня просто — дѣдушкой? Муа гранъ перъ… Компрене? Гранъперъ…

Мантыка Люси не успѣла привѣтствовать. Громко захлопали двери вагоновъ. Проворно шелъ оберъкондукторъ вдоль поѣзда.

— En voitures s'il vous plaît!.[27]

Коля вспрыгнулъ на площадку, и поѣздъ сейчасъ же плавно покатился вдоль платформы.

Коля видѣлъ платокъ въ рукахъ милой мамочки. Она махала имъ, идя рядомъ съ вагономъ. Бѣжала Галинка за нею. Тонкая ручка Люси поднялась надъ головами, закивала ладонью. Свѣжій голосъ крикнулъ:

— Au revoir, monsieur Nicolas!.[28]

— Прощай, голубецъ, — раздался голосъ Селиверста Селиверстовича. Крупныя слезы текли по его бородѣ. И всѣхъ заглушилъ голосъ Мантыка.

— Счастливо!.. Увидимся въ скорости!..

Поѣздъ ускорилъ ходъ. Чаще застучали по стыкамъ колеса. Уже не различишь въ толпѣ своихъ. Чуть виденъ маминъ платочекъ… Печалью разлуки вѣетъ отъ него. Скрылась ручка Люси и еще только видно, какъ машетъ рабочей каскеткой милый Мантыкъ.

Сѣрое облако дыма нашло на окно. Пахнуло сѣрною и угольною гарью, и стало темно. Показались на мигъ мокрыя каменныя стѣны туннеля, желтыми огнями горятъ рѣдкіе фонари, сильнѣе качаетъ, колеблетъ вагонъ. Пассажиры устраиваются по лавкамъ.

Прощай, Парижъ! Впереди новая, полная приключеній жизнь.

Прощай, Парижъ!

Чудо… Да только Божіе чудо могло устроить такъ, чтобы Мантыкъ исполнилъ свое обѣщаніе передъ Галиной.

Мантыкъ это понималъ. И хотя окруженъ онъ былъ Божьими чудесами, — онъ не видѣлъ ихъ. Развѣ не чудо Божьей милости было то, что дѣдушка Селиверстъ Селиверстовичъ съ нимъ вмѣстѣ вышелъ изъ пекла окруженія красныхъ войскъ и попалъ на пароходъ въ Крыму? Развѣ не чудо была ихъ встрѣча съ Ладогиными, ихъ жизнь въ Константинополѣ и Сербіи, когда истинно питались они, какъ птицы небесныя и одѣвались, какъ лиліи Божіимъ произволеніемъ?.. Развѣ не чудо была ихъ парижская жизнь?..

Мантыкъ этого не понималъ. Чудо — это, какъ въ Евангеліи. Сказалъ Христосъ мертвому, уже разлагающемуся Лазарю: — «Лазарь, встань и ходи». И всталъ и пошелъ Лазарь. Это чудо… Или, какъ слѣпые прозрѣвали, хромые ходили… Но для этого надо было, чтобы Христосъ опять появился на землѣ. Правда, — Селиверстъ Селиверстовичъ всегда говорилъ Мантыку: — «Христосъ вездѣ. Онъ съ нами. О чемъ ни попросишь — все дастъ. А Его не посмѣешь просить, проси Божію Матерь, Она скоропослушница, Она скороспѣшающая въ людскихъ скорбяхъ, все сдѣлаетъ: много бо можетъ молитва Матери передъ Господомъ… Или святыхъ угодниковъ проси — Николая Чудотворца, Серафима Саровскаго, Они помогутъ»…

Все это зналъ Мантыкъ, но не понималъ, какъ просить? О чемъ? Какъ должно совершиться это чудо, чтобы онъ оказался вмѣстѣ съ Колей?! И совѣстно какъ-то просить. Столько несчастья на свѣтѣ. Россія лежитъ въ порабощеніи, а онъ пойдетъ просить… объ охотѣ на львовъ…